Вера Камша - Лик Победы

Утром занятая предстоящим разговором Луиза по сторонам не глазела, прикидывая, как убедить Аглаю Кредон взять внуков и уехать в провинцию. Оказалось, она со своими советами опоздала, все сделали без нее. Это было правильно, хотя и обидно, зато теперь госпожа Арамона с чистой совестью могла смотреть в окошко, и она глядела, замерзая от наползавшего страха. Шумная, уверенная в себе столица, которую не сломил даже бунт, меньше чем за два месяца превратилась в собственную тень. Женщина узнавала улицы, дома, вывески, но все казалось полумертвым. Оллария напоминала дом, в котором побывал выходец.

Уличные торговцы почти исчезли, их место заняли гарнизонные караулы, да не обычные из двух-трех крутящих усы стражников, а усиленные. Угрюмые солдаты в касках и кирасах, настороженно оглядываясь, длинной вереницей топали вдоль запертых домов. Выглядели они внушительно, но можно ли было им доверять?

Фердинанд в столичном гарнизоне не сомневался. Увы, его величество отличался добротой, но не проницательностью. Даже странно, как он обхитрил Манриков и Колиньяра, спрятавшись так, что его не нашли. Видимо, потайные комнаты, о которых знают только короли, существуют на самом деле. Вот бы найти одну такую, натаскать туда еды и закрыться с девочками до возвращения герцога, а еще лучше – отрастить крылья и улететь в Урготеллу. Если идет гроза, нужно прятаться под крышу, если идет война, надо бежать, но попробуй это объяснить развоевавшемуся королю.

За окошками поплыл Старый королевский парк: голые деревья, кованая решетка, каскады, гроты, живые изгороди… Столичные садовники обожали кусты рособьянки, Луизе они тоже нравились, но сегодня красные ягоды среди темной неувядающей зелени казались каплями крови. Глупости, при чем здесь кусты, дело не в них, а в страхе. Дурные предзнаменования и приметы на самом деле живут в глупых головах, стоит испугаться – и тут же приснится что-то непотребное, погаснут свечи, прольется молоко, влетит воробей. От Октавианских праздников ничего плохого не ждали, вот и обошлись без предчувствий, зато теперь в каждой кошке видится Леворукий.

Упряжка свернула на Винную улицу, показалась церковь Святой Аугусты. После десятков заколоченных домов распахнутые настежь двери и теплое, золотистое сияние свечей выглядели странно. Луиза едва удержалась от искушения остановить карету и помолиться. Разговор с Создателем – дело благое, но не тогда, когда тебе на голову вот-вот свалится булыжник. Как просто было прятаться за Первого маршала и кансилльера и считать себя самой умной, а ты попробуй выжить в одиночку, даже без господина графа.

Манящие огоньки остались позади, уступив место внушительному серому зданию со спрутом на фронтоне, и госпожа Арамона невольно поежилась. Любви к Повелителям Волн она не испытывала, но когда от славящейся многочисленностью фамилии за какой-то месяц остаются старик, мальчишка и несколько испуганных женщин, это страшно. А еще страшнее, что обер-прокурор Колиньяр жрал не только «спрутов», но и Карлионов, Килеанов, Феншо, Рокслеев. Правда, те, кому повезло оказаться в отъезде или в армии, уцелели, но что они будут делать теперь? И что будет делать господин граф? Стоило становиться тессорием, чтобы сбежать впереди своего визга! Святая Октавия, ну неужели нельзя было оставить письмо?! А может, отец написал Герарду?

Кучер прикрикнул на лошадей, и они остановились – приехали! Услужливый теньентик распахнул дверь, подал руку, и Луиза увидела знакомую привратницкую. Обиталище герцогов Алва выглядело ничуть не оживленней особняков, мимо которых она проезжала. Женщина поправила мантилью, раздумывая, что же делать, не навязанный ей офицер колебаний не испытывал. Отсутствие колокольчика молодого человека не смутило, и он лихо забарабанил в окошечко. Как ни странно, ему открыли!

– Дора Луиза! – Бернардо! Святая Октавия, Бернардо здесь, живой и здоровый! Она уже не одна. – Поганые времена пришли, – сообщил кэналлиец, широко распахивая тяжеленную дверь, – одно слово, рампьетэ.

Что такое рампьетэ, Луиза не знала, но привратник был прав.

– Кто-нибудь дома?

– Антонио, – Бернардо загнул палец, – Филипе, Маурисио, Хиль и я. Но это сегодня, послезавтра не будет никого.

– А Хуан? – упавшим голосом спросила Луиза.

– Он вернется послезавтра, – заверил Бернардо, – они с Пако уводили коней. Можно терять золото, но потерять коня – потерять целый мир. Дора Луиза, вам надо ехать. Вам и доритам. В Алвасете хорошая зима, добрая весна и веселые люди.

Кто бы спорил, только не она, но до Алвасете еще надо добраться, а дорит – вытащить из дворца.

– Бернардо, – Луиза воровато оглянулась, но теньент честно стоял у кареты, – мне надо увидеть Хуана, очень надо.

– Он вернется послезавтра, – повторил Бернардо, – он недалеко, у него дела. Фрамбуа, есть такой маленький город или большая деревня. Хуан и Антонио дождутся или конца, или приказа соберано. Я скажу им, что приходила дора Луиза, что она здесь, а должна быть далеко. Хуан знает, что делать.

Кто бы сомневался. Что ж, ее дело – притащить девиц сюда, а дальше дело Хуана. Если будут упираться, пусть бьет их по голове и зашивает в мешок, а она поможет, хотя Айрис наверняка не прочь съездить в Алвасете, как-никак «невеста». Хорошо, что она не успела вправить девице Окделл мозги, будет легче загнать ослицу в стойло.

– Я приеду послезавтра, – твердо сказала Луиза, – с доритами.

– И правильно, – разулыбался Бернардо, – я поймаю дорите Селине морскую звезду. Белую, как молоко. Она ее высушит, положит под подушку и увидит во сне жениха.

Въездной мост подгнил, вода во рву застоялась и зацвела, а дом стал хмурым и неприветливым. Раньше Лаик не казалась Роберу угрюмой, наверное, потому, что он был молод. Повелитель Молний самолично отвел заартачившегося Дракко на конюшню и пристроил рядом с отвернувшейся от зерна Соной. Обычно спокойная и ласковая, кобылица дрожала и злобно косилась на сгребавшего навоз конюха. Чем бедолага не угодил мориске, Робер не понял, но у лошадей и женщин свои взгляды на жизнь. Эпинэ, как мог, успокоил возмущенную красавицу и отправился к сюзерену. Альдо восседал на массивном столе, еще недавно принадлежавшем капитану Лаик, и изучал какой-то фолиант. При виде Робера принц поднял голову:

– Надо же, – на лице Альдо расцвела почти забытая бесшабашная улыбка, – сколько знакомых, и ты в том числе.

Эпинэ пригляделся и узнал переплетенную в свиную кожу Книгу святого Фабиана, в которой четырнадцать лет назад расписался унар Робер Эпинэ, присягая чтить Создателя и Фердинанда Оллара. Сколько клятв он успел нарушить за прошедшие годы и сколько еще нарушит?

– Как тебе «жеребячий загон»? – Иноходец подошел к окну и задрал голову, разглядывая багровеющее небо, в котором отчего-то не было ни единой вороны. – Лошадям здесь не нравится.