Вера Камша - Лик Победы

– Елена, что ты себе позволяешь?

– Что случилось в Талиге? – тявкнула принцесса, вытаскивая кинжал. – Говорите!

Фома не испугался, но ошалел. Герцог медленно поднялся из-за стола, сверкнула богобоязненная лысина.

– Елена, я же тебя предупреждал. Виконт, вам не следовало давать ее высочеству нож.

– Кинжал, – зачем-то поправил виконт.

– Я не вижу особой разницы, а Елена тем более, – герцог говорил так, словно в кабинете не было и духу дочери, – но я надеюсь, что эта мистерия разыграна не на пустом месте. Произошло нечто неожиданное?

– Для нас – да, – резко бросил Марсель, – для вас – вряд ли. Герцог Рокэ Алва тайно покинул Ургот, оставив письмо, в котором ссылается на некие неприятные известия.

– Покинул Ургот? – лицо Фомы пошло белыми пятнами. – Как?! Этого не может быть!.. А армия, что с армией?!

– Передана под командование маршала Савиньяка. Ваше величество, что вам известно?

– Какие именно распоряжения оставил Рокэ Алва? – хрипло переспросил великий герцог Ургота.

– Сначала скажите, что было в перехваченных вами письмах? Что писал маршал Лионель?

– Ничего, – Фома утер кружевным платочком лысину и сел, – располагайтесь, виконт. Я не люблю смотреть снизу вверх. Писем от графа Савиньяка я не перехватывал, видимо, это делали другие. Мне известно лишь то, что перед самой смертью кардинала Сильвестра Лионель Савиньяк был переведен в Кадану с полномочиями, близкими к полномочиям Проэмперадора.

Это Марсель Валме знал и так, но на всякий случай дипломатично вытаращил глаза.

– Папенька, – перебила Елена, – Рокэ Алва знал про королеву, он ее не любит… Я рассказала виконту, что вы этого не знали и перехватывали письма.

– Елена, – буркнул герцог, – при других обстоятельствах ты была бы наказана. Да, сударь, я прочитал несколько писем, предназначенных вам и юному адъютанту герцога Алвы, но в них не было ровным счетом ничего, заслуживающего внимания. А что было мне делать? Я полагал правильным скрывать от герцога неприятности его, скажем так, дамы. Елена, тебя здесь нет, ты меня не слышишь. Виконт, клянусь вам, что дела в Талиге шли прилично. Манрики и Колиньяры охотились на гайифских и дриксенских прихлебателей, Рафиано, Ноймаринен, ваш достойный батюшка, Дораки и ряд других влиятельных фамилий заняли выжидательную позицию. Правда, я бы предположил, что союз Фламинго и Медведя вот-вот превратится в свою противоположность. Восстание в Эпинэ говорит именно об этом…

– В Эпинэ?! – Марсель не поверил собственным ушам.

– Успокойтесь, виконт. В Валмоне все спокойно. Взбунтовались Старая Эпинэ, Агиррэ, Ариго и Пуэн: прекрасный повод заменить губернатора, не отдать титул герцогов Эпинэ родичам Колиньяров, а заодно добить старую знать. Очень разумный ход, хотя с семейством Маран поступили чрезмерно жестоко…

– А что с ними сделали? – полюбопытствовал Валме.

– Повесили, – деловито сообщил Фома, – по крайней мере старших. Осталась лишь девица, по утверждению Колиньяров, обесчещенная Робером Эпинэ. Ее выдали замуж за фаворита Манриков, а ее величество отправили в Багерлее.

– И как давно вы это знаете? – полюбопытствовал Валме.

– Недели три. Если вы уверены, что слухи о привязанности Первого маршала Талига к королеве сильно преувеличены, то…

– Ваше величество, – перебил Валме, напрочь позабыв об этикете, – в прощальном письме герцог Алва ссылался на неприятные известия, которые мы получим сегодня или завтра.

– Виконт, я могу вас попросить об одолжении? – лицо Фомы стало сладким до горечи. – Позвольте мне ознакомиться с письмом. Моя благодарность не будет знать границ.

– Ваше величество, – поклонился Валме, – границ не знают только ветер и глупость. Позвольте, в свою очередь, предложить вам сделку. Я покажу вам одно письмо монсеньора, а вы поможете мне подделать другое.

– Виконт, – лицо Фомы изобразило живейшее возмущение, – что вы себе позволяете?!

– Всего лишь отдаю вам должное. Не может быть, чтоб у вас не нашлось человека, способного повторить чужой почерк.

– Он есть, – вмешалась Елена, – если отец не хочет, я сама его приведу. Это…

– Неважно, кто это, – мягко произнес Фома. – Что за письмо вам нужно?

– Отпуск из армии по болезни. Такой, чтоб казалось, что меня выгоняют почти с позором.

– Марсель, – глаза Елены округлились, – зачем?

– Затем, что я еду в Олларию, – выпалил Марсель. – Если Ворон там, я его догоню, если нет, разберусь, в чем дело. Я – щеголь и дурак, на меня никто и внимания не обратит. Если все плохо, то я сыт войной по горло и зол на маршала, как ызарг. Если плохо, но не совсем, я соскучился по Марианне… Ну а если все в порядке, я и впрямь приболел, но скоро поправлюсь и помчусь к своим боевым друзьям.

– Вы очень умный человек, – значительно произнес Фома, – очень. Я настоятельно вам советую, во-первых, как можно дольше сохранить нынешнюю репутацию и, во-вторых, всерьез задуматься о дипломатическом поприще. Я, со своей стороны, предупрежу маркиза Габайру. Он, как вам известно, дуайен Посольской палаты.

– Марсель, прошу вас, будьте осторожны, – Елена подбежала к виконту, поцеловала его в лоб и сама удивилась.

– Ваше высочество, – приосанился Валме, – что значит поездка домой в сравнении с абордажем? Я просто слегка развеюсь.

Виконт отнюдь не был уверен, что хочет ехать, но, закатные твари, Ворон был его другом, а Вейзель что-то плел про излом эпох и про то, что судьбе надоедают ее любимчики. Конечно, можно было и подождать. Хотя бы тех самых дурных известий, о которых писал Рокэ, но вдруг будет поздно? Марсель как-то не подумал, что там, где бессилен Алва, он точно ни на что не сгодится, просто он не мог спокойно сидеть в Урготелле и ждать у моря погоды. Виконт Валме решительно поднялся:

– Ваше величество, если у меня к полудню не будет отпуска, мне придется дезертировать.

– Он будет, – старый хитрец внимательно посмотрел на собеседника и неожиданно подмигнул. – А заодно у вас будет урготское подданство. Так, на всякий случай.

Сона решительно встала у мостика, всем своим видом выказывая, что с места не тронется. Кобылицу можно было понять: деревянное сооружение за полтора года изрядно обветшало, а несколько досок и вовсе выпали и уныло гнили в наполнявшей ров мутной, зеленоватой жиже. Ричарду отчего-то стало ужасно обидно. Когда-то он Лаик ненавидел, но здесь учились отец, дед, Эйвон, множество других достойных людей. Сгнивший мост и заколоченная караулка были оскорблением их памяти. Ричард сжал колени, посылая Сону вперед, но мориска захрапела и попятилась, выказывая достойный своего полубрата норов.