Аня Сокол - На неведомых тропинках. По исчезающим следам

— Он хотел сказать, что хозяину проще договориться с хозяином. С чего демону Востока отвечать целителю, нелюдю и человеку севера?

— Нельзя договориться с тем, кто не открывает рта. С тем, кто закрылся от мира в песках.

— И как это сделаем мы? — я посмотрела на бывшего и не совсем настоящего мужа.

Ни Пашке, ни Мартыну не надо объяснять, почему мне можно спрашивать, а им нет. Мне тоже нельзя, но я не сдержалась. Если оторвет голову, так тому и быть. Хотя, это лукавство. Не оторвет, не сейчас, не из-за такой ерунды, как неуместный вопрос. Человек слаб, и ему простительно то, чего не потерпят о нечисти. Ее дерзость примут за посягательство на власть, а человек просто говорящий ужин.

— Ходят слухи, что Аш лично оглашает пленникам приговор перед казнью, — Кирилл усмехнулся, блажь Простого, казалась ему неуместной.

— Мы должны лечь на алтарь? — голос явиди стал шипящим.

— Если это даст ответы то да, Павла. Но дожидаться ножа необязательно, — Кирилл усмехнулся, — Простой снова взял в руки артефакт, и Подгорный исчез. И вернется, если вещь ушедших не выполнит предназначения, не истратит вытянутую силу. До сих пор им везло, а Ашу — нет, он не разгадал тайну очередной игрушки. Я страж переходов должен знать, как перелить силу из зеркального клинка обратно в мир. Вы трое добудете ответ, и пусть Простой дальше уничтожает свой предел и упоминания об этом. Обманите, украдите, выторгуйте.

— Что у нас есть такого, что стоит знаний об артефакте ушедших? — я продолжала смотреть на того, кто так походил на мужчину внешне, подмечая детали.

Отросшие давно не стриженые волосы, отливающая серебром щетина, усталый взгляд — мелочи которые видны только близкому человеку.

— Другой артефакт, — Кирилл сделал шаг в сторону.

На усеянной хвоей земле, в грязи и обрывках травы лежали три предмета. Железные кольца и целлофановый сверток. И голова Ксьяна, приоткрытый в крике ужаса рот полон грязи и листьев, глаза уже подернулись мутной пленкой, кожа посерела. Разорванные сухожилия, торчали из шеи, белели сломы костей, обрывки тканей смешивались с хвоей и мусором. Эту голову не отрубили, ее оторвали. Или отгрызли.

— Доспех и его наполнение, — Кирилл коснулся носком ботинка свертка, — Старая кость. Их срезали вместе.

Я отвела взгляд от серого заострившегося лица палача Пустоши, и посмотрела на артефакт.

Святые, кто-то заботливо хранил в погребе или в холодильнике среди кусков замороженного мяса, часть давно умершего создания. Хотя, религии человеческого мира не лучше, их коллекциям костей, мумий, скальпов позавидует даже ворий.

— Артефакт, меняющий судьбу, — я подняла голову, его руки были чистыми, лишь свитер на уровне груди был окроплен едва заметной россыпью потемневших точек — брызг. Пустоши придется выбрать нового старосту.

— Артефакт, убивающий судьбу, — поправил демон, — Я не желаю видеть это в своем пределе. Отдайте Простому, продайте, подарите. А от меня добавьте, если Аш поможет в поисках исчезнувшего, я помогу в добыче несуществующего.

— Может, тогда не стоит отдавать артефакт, хватит с него и обещания? Обещанного, как известно, три года ждут, — парень снова встретился с прозрачными глазами, шумно выдохнул и быстро добавил, — Сделаем, как прикажете.

— Я объясню, юный целитель, в первый и последний раз. Ты сам до сих пор не понял? Вы отдадите артефакт, — Кирилл пнул старое железо. — Собравший его единожды станет последним в роду. За его силу расплатиться будущее. Потомки станут людьми, у которых еще до рождения заберут силу. Род угаснет. Тупик, путь к вырождению.

Вот она «велицея алафа». И для кого-то она действительна желанна. Я видела на лице Кирилла отражение своего отвращения. И в эту минуту он казался мне, как никогда, красивым.

— А если его соберет человек?

Он медленно повернулся, глаза потемнели.

— Он станет нечистью? Сменит судьбу?

— Да, — демон не отрывал взгляда от моего лица. — Артефакт, как лестница, все зависит от ступени, на которой ты стоишь. Украденная магия поможет тебе перепрыгнуть несколько из них. И чем выше надо подняться, тем больше будет тех, кто расплатиться. Для человека это не замена одной магии на другую, это наделение способностями, прыжок через пролет. Человек — пластиковая бутылка, сила — кислота. И чтобы не расплавить стенки, надо изменить структуру сосуда. Для этого требуется больше чем сила, требуется жизнь. Это убьет рожденных и нерожденных детей. Если их нет у тебя, они всегда есть у брата, соседа, друга. Ведь люди — это один род, как бы вы ни пытались доказать обратное.

Нам предложили работу. Я была единственной, кто отказался. И не потому, что считала зазорным мыть стаканы в чайной у Ахмеда или торговать мороженым с лотка, а просто не видела ни смысла, ни необходимости. Не мне бить себя в грудь и гордиться трудовым прошлым. В свое время я отдавала долг выучившему меня обществу на заводе у станка. Слава святым недолго. Но смысла в том, чем занимались Пашка с Мартыном, больше не становилось.

Мне не было ни скучно, ни тоскливо. Я легко встроилась в неторопливое течение человеческого времени. Нечисть же совершенно не представляла, куда его девать. Они, как и все, кто родился и жил на стёжках, привыкли концентрированному коктейлю событий, поступков и происшествий, а когда выдавались свободные часы, дни, недели просто не знали чем себя занять.

Проще говоря, они смертельно скучали, раздражались и все чаще скалили клыки друг на друга и на меня и даже на шарахавшихся прохожих. Конечно, и змея и целитель не раз и не два покидали стёжку, выходя в мир людей. Но чего они никогда не делали, так это не жили в нем.

К концу весны мы оказались по ту сторону Уральских гор. Не очень далеко «по ту», но все же. Остановились в Остове Кусинского района немного восточнее Злокозово. В округе этого маленького городка собрались целых три стежки, одна из которых вела в несуществующее для людей Кусово, а от него, в свою очередь, начиналась дорога на Желтую цитадель. Вопрос был в том, позволят ли нам на нее ступить?

Причина нашего безделья была более чем уважительной. Охота летних, по каким-то не зависящим ни от кого причинам, собралась в начале лета.

— Почему сейчас? — спросила я Пашку сидя в восточной чайной.

— Потому что, — отмахнулась она, — Все равно не поймешь.

— Високосный две тысячи двенадцатый так действует на неокрепшую детскую психику?

— Скажи еще вспышки на солнце, — вставил Мартын, сидя под навесом летнего кафе, явидь как раз смотрела на оное, и реплика получилась издевательской.

— Ясно, — подвела я итог, — Не для человеческого ума.

— Именно, — подтвердила змея, а целитель махнул рукой Ахмеду, прося принести счет.