Аня Сокол - На неведомых тропинках. По исчезающим следам

Да, все было неправильно.

— Они всего лишь подделывали пески, — прошептала я.

Вестник оттолкнул меня, развернулся, ухватил мужчин за плечи и от души столкнул лбами. Голова повара лопнула, брызнув кровью, как перезрелый арбуз мякотью. Шея ключника хрустнула и подломилась. Они рухнули к его ногам без единого звука.

— Идиоты, — Радиф пнул ногой стол, звякнули колбы, огонь горелки лизнул железный бак и погас, — нашли что прятать.

Ветер закружил стеклянные обломки вокруг ног, сгущая колючую силу Простого в маленькой комнатке. Я обхватила себя руками. Вестник склонил голову, сейчас в эту минуту он слышал что-то недоступное человеку.

— Хозяин уезжает, — сказал Радиф через минуту, — на сутки. Мое место рядом с ним, — он снова обхватил висящий на шее ключ и направил на стену песка, засыпавшую коридор.

Завал вздрогнул и стал слой за слоем проседать, проваливаться ниже, пока перед нами не осталось чистое, сухое, покрытое пылью пространство. Рассыпавшиеся стены, рухнувший потолок и две черные дыры с неровными оплавленными краями — в полу и в потолке, одна над другой. Магия невидимой иглой проткнула цитадель насквозь. Так мальчишка поливает тонкой струйкой воды зачерпнутой в маленькие ладошки свой замок из песка, разрушая его стены.

— Постарайся доказать свою полезность. Казнь не отменена, она отсрочена, — Вестник посмотрел куда-то поверх моей головы. — У нее допуск только по первому кругу, Денис, проследи.

Я переступила с ноги на ногу и с трудом подняла голову, стараясь дышать через рот и не поддаваться желанию лечь на пол прямо здесь, на битое стекло, и попросить, чтобы до казни не беспокоили. Через провал коридора нереально яркими синими глазами на нас смотрел тюремщик и, видимо, по совместительству землекоп, так как кирка мирно лежала на его плече.

— Двадцать четыре часа, — взгляд Вестника вернулся к крови на моем лице.

Тело повара у ног чуть шевельнулось. Вряд ли такая мелочь, как расколотая голова и сломанная шея, способна надолго вывести нечисть из строя.

Девять часов из отпущенных я проспала. Вода или другая магия меня не беспокоили. Тошнота исчезла, сменившись голодом. Странное создание человек, знает, что вряд ли доживет до следующего рассвета, и тем не менее хочет есть.

Нос остался на месте и, вопреки ожиданиям, не отвалился. Я его не трогала, лишь дышала с присвистом. Лицо, и без того достаточно круглое, стало похожим на блин. Переносица раздулась, синяк сполз под глаза, сделав их узкими. Свезенная о камень кожа саднила. Но я уже не чувствовала себя так, что голова вот-вот отвалится. Я чувствовала себя достаточно сносно, чтобы понять: мне ее оторвут, и скоро.

Мизинец опух, став похожим на вареную сардельку и по цвету, и по виду. Дергающую боль я старалась игнорировать, но выходило плохо. Попробуй-ка отмахнись от ощущения, что кто-то бьет молотком по суставу в такт каждому удару сердца.

Кровь на рубашке застыла, сделав ткань жесткой и заскорузлой. Я умылась, расчесала волосы пальцами и, набравшись смелости, все-таки вышла из комнаты. Дверь послушно появилась на стене, послушно обрела рельефность и бесшумно открылась. И за ней человека никто не ждал, никто не откусил голову, не заставил искать воду и не загнал пинками обратно. Коридор был пуст. Я прошла до поворота и выглянула из-за угла. Снова ничего и никого. Желудок требовательно заурчал.

Да, человек — очень странное существо.

Желтая цитадель производила странное впечатление. Слишком мало людей и нелюдей для такой громадины. За мной не следили, не провожали под конвоем из комнаты в комнату, не стерегли. Такое впечатление, что, кроме ушедшего в неизвестность Вестника, никому не было дела до человека с обрывком цепи на лодыжке.

Киу я встретила спустя полчаса, повернув в очередной раз за светлую стену и начиная подозревать, что кто-то создал петлю из этих песочных коридоров. Вот это углубление в стене, похожее на дохлую рыбу, уже попадалось на глаза.

Трудно сказать, кто удивился больше. Мы замерли, разглядывая друг друга. Она была миниатюрной и тоненькой, как балерина. На пару сантиметров ниже, ладно скроенная, с тонкой талией и высокой грудью, и очень красивая. Может, не так, как Прекрасная, я на миг ощутила тоску по демонической красоте, но именно такие девушки украшают своими фотографиями обложки журналов и снимаются в рекламных роликах.

Азиатка с миндалевидными глазами, фарфоровой кожей, миниатюрным носом и алым пухленьким ртом. Короткие черные волосы уложены в аккуратное каре, прядки заправлены за уши.

К своему стыду, я не отличала вьетнамцев от японцев, а тех от китайцев, которых вполне могла перепутать с какой-нибудь малой народностью Крайнего Севера. Увы, я не могла сказать, откуда была родом эта ослепительно красивая девушка.

Она заговорила первой. И сразу разочарование. Голос Киу был сухим и скрипучим, как шелест ветра. К тому же я не понимала ни слова.

— Простите, — я покачала головой.

— Ор кошорт ащо, наорочи?

Судя по интонации, это был вопрос, и он адресовался мне. «Наорочи» — так называл меня Радиф. Гортанный язык, изобилующий шипящими и рычащими звуками, словно создан для глоток, оснащенных клыками и раздвоенными языками. На нем произносились и принимались клятвы. Инопись. Киу разговаривала на самом древнем языке этого мира.

Девушка повторила вопрос. Я развела руками. Жаль, но, похоже, посплетничать и сравнить демонов нам не светит. Киу ответила не менее грустной улыбкой.

Изящная рука в лавандовой перчатке ухватила меня за плечо и настойчиво потянула за собой.

— Эй! — выкрикнула я.

Пальцы девушки по твердости не уступали гранитному камню, а сила явно превышала человеческую. В голову снова стала возвращаться отступившая после сна боль.

Киу тут же остановилась, сложила руки перед грудью в молитвенном жесте, показывая, что не хочет заставлять. Очередная шипящая фраза, произнесенная скрипучим голосом глубокой старухи. Очередной непонятный набор звуков и слов.

Девушка подняла одну ладонь, пальцами второй изобразила на ней идущего человечка, указала на себя и поманила следом. Вполне понятная пантомима: Киу хотела, чтобы я пошла с ней.

Я пошла, может, потому, что для разнообразия меня попросили.

В крыле на первом этаже, куда привела меня девушка, было всего две двери. Одна, по принятой в Желтой цитадели традиции, нарисованная, и вторая — в метре от первой, настоящая. Добротная, железная, очень похожая на выход из этого пыльного безумия. Но Киу толкнула другую, смотрящуюся картинкой со страницы старой газеты.

Вытянутая, словно вагон поезда, комната с парой коек, рядом железных шкафов по правую сторону, столом, накрытым клетчатой скатертью, и десятком потертых деревянных стульев. На полу рядом с выкрашенными зеленой краской дверьми шкафчиков валялись знакомые пыльные сумки.