Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

- Я не боюсь. Историки тоже говорят о прошлом. Ты говоришь о прошлом. И я, - она снова вырвалась. - Я вообще живу прошлым, всегда. Я пересекла полмира ради прошлого - как мой отец.

- Твой отец? Но ты же почти ничего не знаешь о его прошлом, - Шун-Ди так растерялся, что отпустил её без возражений. Шэги терпеливо ждала. - В Кинбралане и на корабле ты постоянно твердила об этом.

Фиенни .

- Я знаю, что он искал чего-то, - ( Здесь правят тёмные боги ). - Что желание совершить невозможное привело его к Хаосу. Желание повернуть время вспять. Изменить мир, - она заглянула в глаза Шун-Ди - тёмно-карие, но сейчас мерцающие глянцевой чернотой. - То есть любовь. Почему бы не услышать о своей судьбе, если появляется шанс?

- Потому что смертным не позволено это слышать.

Уна отвернулась к Шэги.

- А я хочу.

Прильнув к сосне, старая боуги поманила Уну поближе. Она наклонилась, и тонкий шершавый пальчик заскользил по лбу, вычерчивая руны; зеркало жаром отозвалось на магию.

Уна не возмутилась, когда боль ужалила её, - а может, сознание, захмелевшее от красоты, свободы и нарочитой чудесности этого места, просто не придало этой боли веса. В кулаке Шэги осталась довольно толстая прядь её волос. Старуха снова пробормотала что-то неясное и швырнула волосы себе под ноги, в топчан слежавшейся хвои; Уна смотрела, как чёрное нечто (уже не часть её тела - как странно) исчезает в другой, ночной черноте. Ей вспомнились перья заколдованной в Хаэдране чайки; где же лорд Ривэн, почему за ней пошёл один Шун-Ди? Неужели он самом деле вовсе не волнуется за неё так, как стремится показать?

О Лисе и спрашивать нечего. Тот совершенно не волнуется - но и не притворяется никогда.

Зелёное, в золотых прожилках пламя охватило участок хвои и волосы Уны. Как только опал последний огонёк, Шэги собрала то, что осталось - пыль? пепел? - и жадно, словно миншийский дурманящий порошок, втянула в ноздри. Зрачки боуги сузились, почти пропали; острые уши напряглись и встопорщились, усилив сходство с одряхлевшим зверьком (как подумалось Уне, с выдрой или енотом), и Шэги заговорила.

- Тебе доступна истина обо всех, обо всём, кроме тебя самой. И истина о том, кого ты полюбишь больше жизни, больше поисков её смысла, тоже останется от тебя сокрытой . Я вижу тебя летящей. Вижу небо, что скользит навстречу, и молочные облака. Вижу, что ты выше их , и свет солнца задевает тебе спину, а внизу - только воздух, до земли далеко. Полосы гор коричневеют на зелени, внизу мельтешит жизнь: ветшают дома и замки, пасутся стада, круглятся купола храмов, отцы дают оплеухи детям... Крыло, под которым живёт всё это, словно выплавлено из серебра. Оно не принадлежит тебе и твоим никогда не станет . Твой полёт завершится падением, падение - новым полётом. Странная судьба. Странные совпадения и чередования . Счастье твоё не будет долгим, время не исчерпает боль, но многое ты поймёшь и испытаешь. Падение - цена полёта. Боль - цена красоты. Ты найдёшь и то, и другое, если заплатишь.

Шун-Ди всё переводил и переводил - испуганно, точно захлёбываясь, - хотя Уна понимала почти всё наперёд. Дождавшись конца, она задала вопрос, на который не получила ответа от Маури Бессонника.

На этот раз ответ поступил, причём разумный и ёмкий. Уна не дерзнула бы заявлять, что его дала сумасшедшая.

- Мне настоящее безразлично, но могу сказать, гостья с запада, что под нашими холмами ты едва ли найдёшь помощников. Если тебе нужны драконы и проводник к ним, ты должна знать: не все Эсалтарре сопряжены с Хаосом. Не все смогут сказать тебе, куда направился Повелитель и как вернуть его теперь. Тебе нужны древесные драконы - те, что испокон веков живут возле ущелья Эсаллар. Их природа сродни Хаосу так же, как природа грифов или Двуликих.

- Двуликих?..

Уна почувствовала, что недалеко появился Лис, за мгновение до его первого слова. Она обернулась. По какому-то особому ореолу (запаху?), плывшему вокруг него, догадалась, что недавно - а возможно, и только что - он превращался.

- Двуликие сродни Хаосу - какое глупое представление, - промурлыкал он, подкрадываясь. Шун-Ди опустил голову. - Давно не виделись, Уна. Между прочим, ты выглядишь пьяной: эти боуги кого угодно собьют с пути...

Лис подошёл и - прямо при Шэги и миншийце - пренебрежительно поцеловал её в лоб.

ГЛАВА XXXIII

Ти ' арг. Замок Кинбралан

- Какая рухлядь, - пробормотала леди Мора Тоури, брезгливо счищая паутину с пальцев. - Почему, ради всех богов, старик не избавился от неё?

То, о чём она говорила, полустояло-полулежало, прислонённое боком к стене. Леди Мора затеяла уборку на чердаке южной, гостевой башни. Отражения, странный менестрель и купец из Минши наконец-то покинули её, что не могло не радовать, - но вскоре леди Мора поняла, что обязана избавиться ото всех следов их пребывания здесь. Промыть стены и лестницы, выбить пыль из штор, разобрать хлам, грудами копившийся в Кинбралане под строгим взглядом веков. Разобрать немедленно, пусть даже хлам этот не имеет никакого отношения к Индрис и её сыночку.

И к тому, что Уна уехала.

Статуя - очевидно, кезоррианская - была тяжёлой. Леди Мора не поднимала её (с какой стати ей надрываться ради древнего мусора?), но тяжесть ощущалась и так, от одного взгляда. Белый мрамор чуть пожелтел, однако черты статуи не стёрлись - сколько бы времени ни прошло с тех пор, как какому-нибудь чудаку вздумалось её высечь.

А времени, как предполагала леди Мора, прошло немало. Трудно представить, что старый лорд Гордигер мог купить вот это - бесполезно-забавную рухлядь с точки зрения любого ти'аргца, да к тому же скорее пугающую, чем красивую. Кезоррианский мрамор он бы не стал и на чердаке держать: перепродал бы или пустил на какие-нибудь хозяйственные нужды. То же, собственно, наверняка касалось его отца, и деда, и прадеда. Все Тоури одинаковые.

Точнее, почти все.

Леди Мора вздохнула, вытерла руки платком (придётся отдавать прачке) и, обмотав им ладонь, попыталась сдвинуть статую с места. Бесполезно. Одной не поднять, но выбросить эту гадость важно и нужно. Просто необходимо. Чем-то вне здравого смысла статуя напоминала Море безумных гостей, устроивших в замке безумную, под стать себе, осень. Тех, кто притащил сюда свои зеркала, звуки чужих языков, тёмное колдовство и (пик сумасшествия!) детёныша-дракона. А взамен забрал её дочь.

Она бегло, с опытным хозяйским прицелом осмотрела чердак. Мешки мусора - щепок, сломанных стульев, свитков с выцветшими чернилами, старомодных изношенных платьев, женских туфель и мужских бриджей - скучковались в углу, у двери; не осталось ничего лишнего, кроме пыли на полу и злополучной статуи. Пыль выметет Савия, а вот вынести статую должен кто-нибудь из мужчин... Да. Во-первых, у служанки не хватит сил, а во-вторых, Мора давно подозревала, что эта вертушка всё-таки понесла ребёнка от Эвиарта. А может, от старшего сына конюха. Или псаря. Или от менестреля по прозвищу Лис, который поглядывал на неё (от Моры никогда не скрывались такие вещи), будто на кусок мяса.