Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

- Не по себе от этой мысли, да? - тихо, почти без выражения осведомился оборотень. Он смотрел уже не в лицо наместнику, а куда-то в угол кареты над его плечом. - Что такой, как я, свободно бродил по твоему городу?

- Не по себе, - признался наместник. Задумавшись об этом, он действительно ощутил тошноту; или дело в словах оборотня и это - результат его влияния?.. Затылок кольнуло болью; карета замедлила ход. - Впрочем, надеюсь, ты никого не убил в то время.

Тэска улыбнулся уголками губ.

- Я этого не говорил.

- Тогда ты тоже был наёмником?

- Наёмником. Посредником. Помощником магов... Много кем.

Магов. Значит, скорее всего, это происходило ещё до Великой войны - когда в Ти'арге не воцарилась альсунгская ненависть к колдовству.

Хотя наместник знал, что маги по-прежнему есть в Академии. Ему удалось разогнать их гильдию, но вытравить из такого огромного города всех до последнего - невозможно.

Король Хавальд, конечно, считает иначе. Но его вовсе не обязательно посвящать во все подробности.

- Ты сам покинул материк на западе? И преодолел все... барьеры, переплывая океан?

- Ты и про барьеры слышал, - проговорил Тэска - без изумления, с отрешённой задумчивостью. - Да. Я был в числе тех Двуликих, кто выбрал жизнь на вашем материке. Но отдельно от них. Я прибыл один.

Выходит, их было ещё и несколько. Потрясающе.

Может, что-то вынудило его? Какая-нибудь война? Изгнание сородичами?

Магия?..

Наместник поостерёгся спрашивать об этом сейчас.

- Король сказал, ты сам пришёл в Ледяной Чертог. С севера Альсунга, со снежной равнины Деалльдун, - Тэска кивнул, и наместник невольно вздрогнул: как он жил на этих бесплодных землях, где круглый год свирепствуют метели и редко встретишь клочки растительности? Что ел, где укрывался для сна - в каких-нибудь пещерах у отрогов Старых гор?.. - Зачем?

Двуликий хмыкнул. Карета, дёрнувшись, остановилась, и он без лишних просьб накинул капюшон плаща, чтобы скрыть лицо. Наместник видел теперь только кончик острого подбородка - и улыбку, об которую можно порезаться.

- Мне просто хотелось пожить среди людей из Альсунга. За ними было интересно наблюдать.

- И ты мог уйти из Ледяного Чертога когда угодно. Перебить стражу. Или просто сбежать.

- Правильно.

- Ты согласился уехать со мной и помочь, в случае чего, подавить восстание. Почему?

- Стало не так интересно.

Испуганный смешок застрял где-то в горле наместника.

Дверца кареты со щелчком открылась; слуга почтительно развернул складную лесенку. Значит, они уже перед кованой оградой и воротами в резиденцию. Наместник был настолько захвачен Тэской, что как-то забыл об этом.

- Добро пожаловать домой, господин наместник! - скороговоркой выдал слуга. - Да хранят Вас боги!

- А за нами интересно наблюдать? - наместник пропустил приветствие мимо ушей. Надо выходить, но ведь на людях он не вытянет из оборотня ни слова... - За ти'аргцами?

Хмыканье Тэски повторилось - на этот раз более протяжное, с мурчащим переливом в конце. Явно забавляясь, он выскользнул из кареты первым. Слуга застыл с протянутой рукой и открытым ртом: мимо него только что пронеслось нечто чёрное, мягкое и бесшумное.

- Интересно, но в меньшей степени. Ничего нового.

- Г-господин наместник, для Вас срочное послание из замка Кинбралан, - слуга нервно сглотнул. - Просили передать, как только Вы приедете.

- От моего осведомителя? - слуга кивнул. Наместник тяжело, отдуваясь, вылез наружу и попытался настроиться на рабочий лад. Тщетно: Тэска в длинном плаще стоял перед ним - и мёл бы пятнистым хвостом по обсыпанной гравием дорожке, если бы хвост был виден сейчас. - Письмо - на столе в кабинете? - новый кивок. - Спасибо, сейчас я пойду туда, - он посмотрел на оборотня. - А затем подберу тебе подходящую комнату.

- Желательно с ванной, раз уж меня ждёт такая роскошь, - отметил Тэска. Это больше походило на приказ, чем на просьбу. - И, пожалуйста, поближе к библиотеке.

ГЛАВА XIX

Ти ' арг, замок Кинбралан

Проснувшись однажды, Уна обнаружила, что в Кинбралан пришла осень. Как-то слишком резко земля в саду, в осиновой аллее под Синим Зубом и у дороги за подъёмным мостом покрылась сморщенными листьями - они тоскливо хрустели под ногами, будто постанывая в агонии. Окрестные рощицы и перелески, оказывается, уже облились багрянцем и густо-янтарной желтизной; холодный, горький от свежести ветер гонял круглые, как монеты, ладошки осин и вытянутые пальцы вязов. Надо всей этой несуразицей висело небо - такое яркое, что в полдень бывало больно смотреть на синеву.

Случилось это через несколько дней после знакомства с Шун-Ди, Лисом и дракончиком с диковинным именем - Иней. Уне всегда нравилась такая погода; раньше осенью она чувствовала себя спокойной и собранной, готовой часами бродить, читая, или просто думать о своём.

Но на этот раз всё было иначе: рядом с ней появился Иней, и новая кровь, и новое, странное предназначение.

Как-то утром, перед занятием с Индрис, Уна вслушивалась в себя, пытаясь во всём разобраться. Она встала рано, словно от чьего-то толчка - просто открыла глаза и села на кровати, без ленивого, полного слабости и истомы рассветного лежания, - и отправилась прогуляться. В обеденном зале слуги ещё даже не накрыли на завтрак, так что в запасе у неё была уйма времени.

Иней уютно угнездился у неё на плече. Уна осторожно, как научил господин Шун-Ди, кормила его полосками сушёного мяса. Пару раз мелкие зубы дракончика атаковали её пальцы, но в целом он был осторожен - и после каждой полоски довольно урчал, посверкивая серебром чешуи. Вскоре Уна совсем расслабилась и, можно сказать, привыкла: в конце концов, это мало чем отличается от кормления Мирми, одной из гончих дяди Горо или охотничьего сокола...

Воспоминания матери Инея - Шун-Ди и Лис называли её Рантаиваль - ворвались в сознание Уны, как серебристый поток с огненными прожилками, и затопили её целиком. Это чувство она могла сравнить разве что с дрожью гнева, охватившей её летом на тракте и вызвавшей шквал огня, который сделал её убийцей. Или, возможно, с необъяснимым и напряжённым, как струна, вдохновением - с верой в себя, отчего-то до обидного недостижимой в другое время, - снизошедшим на неё в тот день, когда обряд, тайком подготовленный Индрис и Гэрхо, подарил ей собственное зеркало.

Но все сравнения казались лживыми и бледными, как только она вспоминала о той смеси восторга и боли. Её подняли в воздух - на высоту, где от встречного ветра готовы разорваться лёгкие, а от сияния и белизны облаков слезятся глаза, - а потом сразу же швырнули на землю, придавив чем-то тяжёлым позвоночник...

Иней, будто подслушав мысли Уны (скорее всего, так и было), куснул её за палец. Она улыбнулась и, поколебавшись (не перекормлю ли?..), полезла в холщовую сумку за новой полоской мяса.