Вадим Ингвалл Барановский - Край без Короля или Могу копать, могу не копать

— Знаешь, дядя Быкка, глава Совета старейшин из тебя, может, и неплохой, а вот предводитель воинов из тебя никакой совсем. Не со двора отселяемся — на войну едем. И поеду именно я и те парни, что со мной с самого начала ездили. Герн, Сегер, Балт, Дикки и все остальные, кто сам захочет. Мы же, дядя Быкка, с самого начала собирались воевать, ещё тогда, когда Андагис приезжал. А Гизмунд с Ретимером пускай здесь остаются — воров ловить да границы околачивать.

Быкка долго стоял и думал. Потом повернулся к Ветеру и крепко взял младшего хоббита за плечи.

— Что ж, Ветерих Ривор, будь по-твоему. Пойдём обратно, расскажем всем, о чём мы тут говорили.

— Ну, пойдём, дядя Быкка.

И они вместе спустились с холма и отправились туда, где уже начинался пир.

Фонси открыл глаза. Он лежал возле стены на деревянной лавке, укрытый одеялом, пахшим так, как будто его не проветривали лет этак пять. Одеяло чуть не насквозь промокло от пота.

«Когда ж это я успел раздеться и лечь?» — спросил Фонси у одеяла, садясь на лавке и свешивая ноги на мол, — «и вообще, где это я? А главное — где здесь можно... ну, того...»

«Ну, того» обнаружилось под лавкой в виде вместительного пустого горшка с крышкой. Сделав всё, что нужно, Фонси поглядел по сторонам куда более осмысленно.

Он находился в продолговатой комнате, не в комнате даже — в отнорке, длиной шага в четыре и шириной шага в два. Откуда-то снаружи пробивался неяркий синеватый свет. И отнорок, и видимая от того места, где стоял Фонси, часть прохода выглядели поразительно знакомо.

«Клянусь олифаном, я в норе! В самой настоящей хоббитской норе!» — хоббит подпрыгнул от радости, но зашатался и чуть не упал — так вдруг закружилась голова. Пришлось снова сесть на скамейку и подождать, пока пройдёт.

«Неужели я в Шире?» — начал рассуждать Фонси, обращаясь, верно, к ночному горшку — больше рядом никого подходящего не было, не с одеялом же болтать, в самом деле, горшок вроде поважнее будет. — «Но каким образом? Шельмец меня разыскал? Или Элрохир со своим отрядом решил догнать и вернуть домой?»

Резко свело желудок, Фонси охнул и схватился за живот.

«Нет. Если бы я был дома в Шире, меня непременно накормили бы, не посмотрели бы, что я без сознания валяюсь».

Он снова осторожно встал, опираясь о лавку, набросил себе на плечи тяжеленное одеяло, чтобы не так мёрзнуть, и, шаркая ногами по усыпанному резаным камышом полу, побрёл к выходу из отнорка. Пройдя по узкому проходу, хоббит попал в небольшой кольцевидный зал с земляными стенами. В серединном столбе зала была устроена печь, а вокруг него насыпан вал, выложенный сверху плоскими камнями — разделочный прилавок, он же, если придётся, обеденный стол.

«Вот те на!» — обрадовался Фонси. — «Да это же самым настоящий смиал!»

«Если это самый настоящий смиал», — продолжил рассуждать Фонси, — «то значит, тут живут самые настоящие хоббиты. А это, в свою очередь, значит то, что где-то здесь должна быть какая-нибудь самая настоящая еда».

Он повернул направо и пошёл вдоль наружной степы зала, заглядывая в каждый отнорок. Первые три были такими же спальнями, как та, где он очнулся, а четвёртым оказался-таки кладовкой — там в несколько рядов стояли большие корзины.

«Пусто», — сказал Фонси, заглядывая в каждую из них по очереди, — «опять пусто. Совсем пусто. Пустее не бывает. А, нет, бывает! Пусто. А вот тут что-то есть!»

В одной из корзин оказалось несколько твердокаменных буханок хлеба. Другая до половины была наполнена проросшей сморщенной картошкой. Ещё в одной оказалась какая-то крупа. Но самой радостной находкой был стоявший в самом углу кладовки маленький глиняный горшочек — в нём оказалась твёрдая жёлтая гуща, и от одного её запаха у Фонси потекли слюнки.

«Мёд!» — заурчал хоббит. — «Вот теперь-то и впрямь настала пора подкрепиться!»

За свои годы Хильдифонс Тук побывал, верно, не менее чем на тригрошии званых обедов в лучших домах Шира, где работали лучшие широкие повара и стряпухи. Да что там говорить, в Больших Смиалах обеды готовил сам Боффо Тук, четвероюродный племянник Геронтия, прославленный на всё Тукборо своими мясными пирогами, так что вкусно поесть Фонси было не привыкать, но вкуснее обломка каменного хлеба с кое-как размазанным по нему куском затвердевшего мёда не едал он ничего в жизни.

Подкрепившись, хоббит почувствовал себя гораздо лучше и пошёл осматривать смиал как следует. Судя по количеству спален с лавками и просто выемками в стенах, здесь жило хоббитов восемнадцать-двадцать. В спальнях нашлось несколько старых одеял с подушками и щербатых ночных горшков. Ни занавесок, ни покрывал, ни ковриков, так любимых в Шире, Фонси не увидел.

Кроме спален и кладовки в смиале была стряпная, где Фонси обнаружил ещё кое-какие припасы — немного муки и сушёной рыбы.

«С голоду не помру, на первых порах хотя бы», — ободрил себя хоббит, — «а там можно будет и поохотиться попробовать».

В подземном жилище царил синеватый сумрак от непонятно откуда пробивающегося света. Было тихо, очень тихо. Подвёрнутая давеча нога дала о себе знать, и Фонси присел на трёхногий стульчик посреди стряпной — перевести дух.

«Всё это замечательно», — сказал он, обращаясь к стенам смиала, — «но откуда здесь всё это взялось? Сколько лет здесь стоит эта дверь с шелухой-большухой?»

Шелуха-большуха? Нет, погодите. Шельмец же говорил «шишел-мышел». Но сейчас Фонси совершенно точно знал, что этот способ закрывать двери называется «шелуха-большуха», что значит «великая крышка», а звучит, как «шишел-мышел». Знать-то он знал, но вот откуда — это оставалось загадкой.

Фонси встал и начал ходить по стряпной кругами, продолжая беседу со стенами.

— Шельмец говорил про погреба на слове, что там молоко может месяц стоять и не скиснуть. А здесь всё совсем ветхое. Значит, жили здесь очень давно. Тем более что про целые смиалы на слове даже Шельмец не слышал. Так?

Стены молчали.

— Так, — ответил за них Фонси, — значит, здесь жили очень, очень давно. В те времена, когда Шира не было, а хоббиты скитались по всему северу Эриадора. Возможно, какие-то скитались именно здесь, а когда надоело скитаться, вырыли смиал... хм, а это многое объясняет. Например, почему здесь всё так грубо сделано, начиная от стульев и кончая посудой. Словно на скорую руку лепили, без украшений, без резьбы, без глазури. Ни занавесок нету, ни ковров. Не умели ещё. Чему там научишься, в скитаньях-то.

Хоббит несколько раз задумчиво покивал.

— Значит, я в самой первой стране, где жили хоббиты, — сказал он. — Вот здорово!

И он продолжил обход.

Один из проходов оказался длинным и тёмным, и Фонси решил туда пока не ходить. Зато в соседней каморке он отыскал небольшую поленницу, что немало его порадовало. Захватив самую большую из пустых корзин, он пошёл обратно к выходу из смиала. В отнорке его вдруг прошибло страхом — а вдруг дверь больше не откроется, и он останется навсегда в этом кургане? Вдруг он действительно уже умер, и это — его удел мёртвых?