Татьяна Зингер - Правила эксплуатации ведьмы (СИ)

тьмой?

— Неправильно рассуждаешь. Ведьма и не думала пустить мне кровь. — Я дотронулась до

перевязанной ноги, и во вспухшей голени отдалось покалыванием; рана-то зажила, но

ощущения остались. — Я сама плюхнулась на штырь. Вроде как добровольно порезалась, раз

уж не сумела устоять на ногах. И могла обратить кровь в чары. Но не успела.

Припомнился давний случай с шишигами. Если б их предводительница не порезала меня

когтём, а я — не расковыряла свежую рану, то не видать нам спасения как своей макушки.

— Бестолковая система. Если я изрежу тебя в капусту — ничего не произойдет, но если ты

упадешь и разобьешь нос, то сможешь перебить половину Рустии. Бредятина.

Я возмущенно шикнула:

— Нет, я всё понимаю, но что ты бурчишь по пустякам? Ведьмовские законы придумали до

меня. А ты вечно всем недоволен: выжили в схватке с крысами — плохо. «Победили» ведьму

— глупо. Пригласили лишний клинок — отвратительно.

— Принесет ли он нам пользу.

— Волнуешься обо мне? — Я пристально взглянула в черные глаза Лиса.

— Нет… — Он сцепил зубы. — Да, бес тебя подери, да!

— Из-за браслета?

— Нет! Не совсем. Ты — первый человек, готовый пойти ради меня на жертву. Я не

отрицаю, что получи мы выгоду из камня, ты не останешься без вознаграждения. Но идешь

ведь просто так, без жажды наживы. Я молчу уже про то, что одна ты способна остаться с

типом, который едва не угрохал тебя дважды. И я беспокоюсь, потому что не уберегу твою

наивную голову от всех глупых поступков и нехороших людей.

— А заодно ревнуешь?

Меня начал душить дикий хохот. Он не вырывался за пределы насмешливо изогнутых губ, но рокотал внутри.

— Ревную, — сдался Лис. — Друга к опасному охотнику. Пусть он только попробует

коснуться тебя. Хотя бы пальцем. Я буду за ним наблюдать, учти.

Я оглянулась на дремлющего мужчину и сморщила лоб.

Выверенные схемы рушатся первыми. И следить за Радиславом бесполезно. Захочет —

придушит во сне. Но зачем ему спасать меня в Выгодске? Скинул бы с лошади и добил на

законных основаниях. Нет, он предпочел помочь и остаться. О чем-то подобные поступки да

говорят.

Ситуация усложнялась ещё и тем, что я не знала: считается ли жертвой тот, кто готов отдать

многое за касание палача?

Ч2. Пункт восьмой. Знайте, ведьме не ведомо сострадание; не поддавайтесь на её лживые

уговоры.

Как разобраться в собственных переживаниях? Романтики бы ответили: «Слушай зов

сердца». Одна крестьянка, выпив браги, говаривала: «Незачем гадать, всё просто: любишь

того, от кого родила; ненавидишь ту, что забрала лучшего мужчину; а завидуешь всем, особенно — себе».

А если чувств и вовсе нет? Например, у большинства варренов отсутствует понятие

«любви»: женщина, способная выносить и родить здорового наследника, почитается мужем

как богиня. От той, чей ребенок не дожил до года или умер при родах, мужчине разрешено

уйти. Никто его не осудит. И выбирают они жен не за красоту или ум, а по округлости бедер

и отсутствию болезней.

Но переживания есть. Они заперты внутри и стремятся вырваться из груди,

воспользовавшись малейшей лазейкой. Не любовь, но что-то гаденькое, опутывающее

тугими плетями и мешающее дышать.

Проснувшийся Радислав прервал нашу с Лисом беседу. Он наскоро перекусил запрятанным

ломтем хлеба да коротко уточнил, какова конечная точка путешествия.

Услышав о болотах, охотник удивился.

— Черные топи? Какой друг станет жить там? Насколько я помню, в близлежащих

деревеньках, кроме безумцев-селян, верящих в то, что ими правят нечистые, никого и нет…

— А сам как думаешь, кто бы мог поселиться на болоте?

— Замечательно. — Мужчина раздосадовано ударил по сумке. — Ехать с ведьмой к ведьме!

Куда я качусь?

— Ко мне, — обнадежила я, дергая за поводья Тучки. — В преисподнюю. Достаточно

болтовни, поехали.

Вскоре, преодолев старую полосу препятствий: пней, корней и нежелания лошадей

двигаться, — мы вернулись на знакомый тракт.

Изредка навстречу попадались нагруженные до краев повозки, возглавляемые улыбчивыми

торговцами. Правда, те мрачнели, завидев нашу разномастную шайку. Причем я выглядела

как плененная чернявыми злодеями дева — неописуемая печаль на морде превращала меня

из зачинщика в страдалицу.

Это и сыграло злую шутку.

К вечеру первого дня, когда солнце почти скрылось за крутым поворотом, с нами поравнялся

мужик на загнанной светлой лошадке. Мужик отличался особой пухлостью и округлостью: надутые губы, нос пяточком, глаза размером в полблюдца; лошадка — изнеможенностью и

безмерной тоской на морде. Он, прокашлявшись, громогласно потребовал остановиться, на

что Лис любезно попросил его пойти к бесам.

Уходить защитник не собирался. Взъерошил последние волосинки на блестящей лысиной

макушке и завопил:

— От благочестивых путников я услышал, дескать, вы истязаете девушку! Отпустите её, нелюди! Именем меня, первого стража, Ерша, приказываю вам!

— Ерша? — борясь со смехом, переспросила я.

— Ты не обязана подчиняться им, дива! — по-своему понял Ерш. — Я спасу тебя.

— Спаси, милок, спаси! — заголосила я, пихая Лиса под лопатки — чтоб прибавил скорости.

Варрен подчинился немой просьбе, и его конь стрелой полетел по пустой дороге. Радиславин

Ворон нагнал нас, а несчастная кобылка, подгоняемая дружинником, локтя на три отставала

от молодых выносливых скакунов.

Изредка слышались вопли Ерша, но им никто не внимал, и тогда «спаситель» нашел другой

способ. Защитник спешился. Мы замедлились, словно в насмешку над его поражением. Но

только я выдохнула спокойно, как в наше направление полетел камень. По моему

многострадальному затылку он и попал.

Меня накрыла волна праведного гнева. После тот сменился неправедным, чужеродным.

— Стоять! — Я дернула Лиса за край рубашки.

Мужчины остановились. Под победоносную улыбку Ерша я самостоятельно спрыгнула с

Тучки, отправив дружиннику столь добрейший оскал, что щеки онемели.

Затылок ныл тупой болью. На нем нашлась рассеченная ранка, из которой слабо сочилась

кровь. Что ж, так лучше.

В тот момент зрение затуманилось, смягчились краски заката, а тело наполнила злоба; кости

начало ломить. Лицо исказила гримаса ненависти.

Страж отшатнулся.

Ярость. Горячность, стоящая комом у горла. Я перестала подчиняться себе. Гнев окутал

легкие плотным, будто колючая шаль, туманом. То волшба взяла кровавую плату за

пользование ею.

Внезапно Ерш заверещал и слетел с ног. Его лошадь покачнулась, заржала и понеслась

прочь, не разбирая пути, подгоняемая сгущающейся в воздухе теменью.