Элизабет Мэй - Исчезающий Трон (ЛП)

Я понимаю, что способна двигать языком, губами.

- Сначала я убью тебя.

Кайлих вздохнула и отпустила меня. И хотя я стою, я все еще не могу двигаться, чтобы ударить ее. Она снова выглядит хрупкой, очень хрупкой. Как будто она может сломаться. Если бы я была лучше, я бы пожалела ее за очевидную слабость. Но я не лучше. Я лучше воспользуюсь ее недомоганием и использую это против нее.

- Я умираю, monighean, - сказала она таким тихим, трясущимся старушечьим голосом.

Я услышала в нем слабую дрожь от страха. Страха бессмертного создания, кто был жив с момента создания гор и движения ледников, кто наконец-то предстанет перед лицом неопределенности смерти.

- Когда я выбрала продолжение рода, - продолжила она, - я отдала свое бессмертие. Как моя мама, которая была Кайлих до меня. - Она протянула руку, кожа снова стала морщинистой и старой. - Это проклятие моего рода. Я умираю так же, как человек, только более медленно. У меня должен быть кто-то, кто займет мое место, прежде чем я уйду.

Мне вспомнились слова Лоннраха о Sìth-bhrùth: “Земля была целой, а сейчас она разверзлась прямо посередине. Она разваливается на части”.

Она разваливается на части … разваливается на части …

“Без монарха в Sìth-bhrùth будет зима. Кто-то должен занять ее место”.

Кайлих - или возможно та, что была перед ней - создала миры, моря, пейзажи. Она сделала их возможными. Если она умрет, они отправятся вместе с ней. Если Sìth-bhrùth разваливается на части, то же самое может случится с человеческим миром. Она создала оба своим молотом и посохом.

Внезапно мой слепой гнев рассеялся, как дым. Я могу думать более ясно.

- Если я умру, - говорю я, - сила Эйтиннэ восстановится, но к Киарану сила не вернется. Это нельзя отменить. Фейри все еще будут испорчены.

Кайлих приготовилась, ее лицо закрылось. Она вернулась молодая: красивая, грозная и сильная - и даже еще более устрашающая.

- Айе. Это то, что твой … Киаран выбрал. Его нельзя исправить.

Исправить. Как будто он сломан.

- Кадамах всегда был сильнее Эйтиннэ, - сказала Кайлих, возвращаясь к огню. - Он доказал, что достоин занять мое место. Пока не влюбился в этого человека. - ее глаза жестоки и блестят словно сталь. - Моя дочь, может, и создала Соколиных Охотниц, но твоя смерть исправит это. Мой сын … для Кадамаха было непростительно влюбиться. Слабость, - она выплюнула слово, будто это проклятие. - Он не способен править.

- Это не слабость - любить кого-то или иметь сострадание.

“Ты думаешь я слабая, потому что чувствую”?

“Нет. Никогда. Это то, что делает тебя Кэм”.

- Ты дурочка, - Кайлих срывается, откидываясь своим хрупким телом к огню. - Так всегда должно быть, проклятие моего рода, которое передается годами. Два ребенка, рожденные для власти. Каждый правит отдельным королевством, чтобы доказать, что он достоин. Сильнейший всегда начинает войну и убивает другого. Кадамах провалил свою задачу.

“И убивает другого”.

Голос Эйтиннэ эхом проносится в моей голове в тот день в Эдинбурге, такой понимающий и грустный: “Мы все олени”.

Она понимала судьбу. Жить, чтобы охотиться или умереть добычей. Потому что они с Киараном всегда предназначались либо для одного, либо для другого.

А еще Эйтиннэ позволила себе любить своего брата, который должен убить ее.

- Ты не должна позволять этому случится, - сказала я напряженно. - Ты же не позволишь своим детям отправиться на войну?

Она показала свои острые зубы.

- Почему это нет? Моя мама позволила.

Моя кожа стала холодной.

Тени из плаща Кайлих расползаются по земле, завиваясь, как змеи, вокруг моих ног.

- Теперь ты понимаешь, почему Эйтиннэ должна сделать это, - прошептала Кайлих. - Как ты думаешь, что она выберет? - мороз расползается по траве под посохом Кайлих. - Позволит мирам обратится в пыль или позволит жить брату, который должен убить ее?

- Я не позволю этому случиться, - сказала я. Должно быть другое решение. Должно быть.

- Ты ничего не можешь сделать, - холодно ответила она. - Один из них должен умереть, - ее губы изогнулись. - Это должен быть Кадамах.

Отчаяние придало мне сил, чтобы вырваться из ее пут, которыми она сковала меня, разорвать нити той силы, что удерживала меня здесь. Она покачнулась от внезапного нападения, ее молодое лицо превратилось в форму старой ведьмы.

Я побежала. Я слышала ее крики, когда прыгнула в темные деревья. Я продолжала бежать, пока не перестала видеть, пока меня полностью не окружила темнота. Голоса мертвых снова звали меня по имени. Их руки хватали меня, но я боролась, царапалась. “Киаран, Киаран, Киаран, Киаран”. Я повторяла его имя, как молитву, отчаянную мольбу.

“Один из них должен умереть. Это должен быть Кадамах”.

Потом вокруг прояснилось. Огонь все еще горел. Кайлих стояла впереди меня, спокойная, старая и окруженная тенями своего плаща.

- Ты не можешь убежать от меня, monighean. Не здесь.

Мне плевать. Я пробую опять. Я прорываюсь сквозь деревья. Ветви царапают мою кожу на плечах и шее. Они рвут одежду, когда я пытаюсь убрать их с пути. Я вся истекаю кровью, но не останавливаюсь. Я продолжаю бежать. Я должна добраться до Киарана.

Я снова вернулась к костру, к чертовой Кайлих. Я ударилась коленями в землю перед ее плащом из теней, затем меня подняли в воздух. Первое чувство безнадежности начинает охватывать меня. Она будет удерживать меня таким образом здесь вечно, так, как она сказала, что будет, если я не выберу смерть.

Пальцами она подняла мой подбородок. Я вглядываюсь в ее старое, морщинистое лицо с дрожащим дыханием.

- Это было бы так легко для тебя - позволить всему этому пойти своим чередом, monighean, - сказала она. - Больше никаких смертей, не нужно ни за кого отвечать. Ты могла бы танцевать на роскошных балах вечность, если захочешь.

Нет. Нет. Не хочу балы, или вечеринки, или снова платья. Никаких одиннадцати или четырехчасовых чаепитий, или скорого приближения замужества. Все эти вещи держали меня в клетке, делали из меня девочку, укрытую от осознания любой реальной опасности, пока она не встретила ее на улице с острыми зубами и когтями, пока они не разорвала ее жизнь.

Но Кайлих - сила, соблазняющая меня. Она заставляет меня хотеть отказаться от всех обязанностей и никогда не возвращаться в тот живой мир, который сделал все настолько трудным, который превратил каждый день в борьбу.

Она потянулась вперед, и я утонула в этом пустом взгляде.

- Ты снова сможешь увидеть свою маму, - прошептала она.

Слова Киарана словно крылья мотылька прошли в моем разуме: “Не забывай, почему ты здесь.” Что на другой стороне не хотят, чтобы я вернулась.

Я больше не девочка, которая потеряла свою маму и может соблазниться тем, чтобы увидеть ее вновь. Я не девочка, настолько ослепленная местью, что моя единственная цель - охотиться, убивать, калечить.