Александр Гребенкин - Люди как птицы

— Кто? — я даже привстала с кресла.

— О, это не имеет ровно никакого значения. Тем более, что это бывший друг. Стоит ли говорить о низких и жалких душах?

Я вздохнула, перевела дух, успокаиваясь. Потом сказала, вглядываясь в неясную фигуру за столом:

— Наш разговор не будет продуктивным, если вы не назовёте себя.

— Моя фамилия Сублицкий, — быстро сказал хозяин кабинета. — Теперь, когда вы знаете, кто я, приступим?

— Я о вас слышала, — задумчиво произношу я, ворочаясь в кресле. По телу пробежал холодок.

— Это очень хорошо. И я думаю, что нам есть о чём поговорить.

— Я смогу выслушать вас, если вы выполните условие… — резко сказала я.

Но Сублицкий тут же перебил меня:

— Гера Леонидовна, я не думаю, что вы имеете право ставить здесь условия. Но, со своей стороны, я готов пообещать содействовать вам в ваших просьбах, если мы с вами договоримся, как люди разумные и конструктивные.

— А какие гарантии?

— Моё слово.

— Хм…Ну, и что вы хотите?

— Гера Леонидовна, нам хорошо известно, что вы обладаете чудесной способностью. Очень редким даром левитации. Причём, как мы выяснили, это не просто элевация — высокий прыжок, как в танце. Верю, что вы, как балерина, и им владеете в совершенстве. А то, что вы умеете — именно левитация — парение тела, преодоление земного притяжения…

«О других моих способностях он даже не заикнулся, значит не знает», — подумала я и тут же заявила решительно:

— Нет, вы ошибаетесь!

Он даже привстал, блеснула лысина и крючковатый нос, сгорбленная спина.

— Что?!

Я продолжила:

— Я не обладаю даром левитации. Я летаю!

— А разве это не одно и тоже?

Я рассмеялась в ответ:

— Конечно же нет! Вас плохо информировали. Или консультировали. Левитация, это когда человек или предмет парит в пространстве, не касаясь поверхности земли. А я летаю как птица, отталкиваясь от воздуха.

Сублицкий снова встал.

— И сможете это сейчас продемонстрировать?

Я покачала головой.

— Увы, нет. Для этого нужно особое состояние души и… тела… Униженная и обессиленная я летать не могу.

Сублицкий помолчал.

— Послушайте. Всё это поправимо, — заговорил он густым голосом. — Я хочу предложить вам сотрудничество. Вы — феномен, а такие нам нужны! Мы вас поместим в самые лучшие условия. Мы будем изучать вас, а вы будете работать на благо государства. Нуждаться вы ни в чём не будете. Питание, прогулки (но, конечно, под контролем), интеллектуальная и духовная жизнь — книги, концерты, театр…

— А зачем вам всё это нужно?

— Не мне. Вы должны потрудиться для страны. Ваш феномен будет тщательно изучен, разъят на составные части. Мы сможем научиться создавать таких вот летающих людей. Нам не будет страшен никакой враг! Мы сможем заставить подчиниться весь мир нам! Страна, где есть такие люди, не может не стать влиятельной!

— Вы ходите победы вашей идеи насильно…

В запале он перебил:

— Посмотрите, что сейчас происходит в Европе! Кризис, а за ним и новая глобальная война на пороге! Этому всему мы противопоставим влияние и могущество! Сейчас уже начато строительство в масштабах всей страны. Мы будем сильны индустриально! Мы создадим самую сильную в мире армию. И когда весь мир признает могущество и власть людей — птиц — он примет нашу идею, он будет у наших ног!

Я ухмыльнулась.

— Красиво, но старо! Очень сомнительно, что все эти идеи осуществятся. Вы хотите разъять чудо, чтобы посмотреть, что внутри. Но вы лишь сломаете игрушку, как ребёнок…

Но Сублицкого видимо трудно было переубедить. Идея уже сидела в нём.

— И всё же, Гера Леонидовна, подумайте. Я вас не буду торопить. Торопливость в таком деле не нужна! Если надумаете и подпишите договор, начнёте сотрудничество с нами, можно будет подумать и об освобождении Максима Ковалевича.

— Вы хотите, чтобы он сменил одну тюрьму на другую?

— Хм…Но, что тогда весь наш мир, если не тюрьма, так, кажется, у Шекспира? Мы прикованы к земле цепями, мы пожираем близких нам существ, растения, потому что не можем без еды! Разве это не тюрьма? Изучение вас, как феномена — шаг к освобождению из этой тюрьмы. Если для этого вы желаете иметь при себе вдохновителем этого чудака- художника, почему нет?

Я молчала. От стола тянуло какой-то сыростью, могильным холодом…

Выдержав паузу, Сублицкий сказал:

— Вы молчите, значит вам нужно подумать, принять решение. Мы сделаем так: сейчас вы вернётесь в Красную комнату, отдохнёте, хорошенько подумаете. Потом вам принесут договор. Подпишите — и вы свободны. Вы наша!

Наверное, была нажата какая-то кнопка, потому что рядом со мною, словно тень, возникла моя сопровождающая, похожая на рыбу.

Я послушно зашагала за нею по ярко освещённым коридорам и вскоре оказалась в прежней уютной гостиной.

Села у стола в глубокое кресло — меня морило от усталости. На столе пресс — папье, украшенное бронзой, вечная ручка с пером «рондо», несколько чернильниц, чистилка для перьев.

— Я сейчас принесу договор и завтрак, — уныло произнесла женщина с рыбьими глазами.

Пока её не было я провалилась в призрачный сон. Сквозь шторы век видела, как женщина — рыба вошла с подносом, на котором стоял кофейник и тарелка с чем-то ещё.

— Поешьте, и вам станет легче. Вот текст договора.

Она положила на стол какую-то бумагу, больше похожую на пергамент.

Я устало и сухо поблагодарила и набросилась на еду — так соскучилась по нормальной пище.

Отодвинула поднос и потянулась к листу пергамента.

Буквы плясали, расплываясь, становясь то гибкими извилистыми змеями, то коварными драконами, с хищными пастями и крыльями, то наливались кровью.

— Ничего не соображу, — пробормотала я и устало отложила лист.

— Вы можете прилечь, отдохнуть. Выспитесь, почитаете на свежую голову, — равнодушно сказала женщина — рыба. — Не буду вам мешать.

Она поднялась и вышла, закрыв бело-лазурную дверь.

Я с удовольствием вытянулась на мягком оранжевом диване, несколько раз уже проваливалась в сон, но потом вдруг подскочила.

Подошла к двери, подёргала ручку — меня заперли! Впрочем, этого следовало ожидать.

Я подошла к окну. За стёклами расцветало утро. Створки окна были на запорах и снаружи забраны решёткой.

Я легла на диванчик и последнее, что видела, это кнопка для вызова под столиком. Внутри меня всё расплылось, и я провалилась в сон.

Мне снился полёт над лесом. Летим мы вместе с Максимом, я чувствую его руку в своей. С высоты мы видим старый дом, снижаемся, вот мы у порога. Здесь сидит тёмный человек, опустив голову. Он поднимает её навстречу нам и меня передёргивает — у человека нет лица! Я вскрикиваю и пробуждаюсь!