Игорь Семёнов - Катавасия (СИ)

Внезапно, как показалось Двинцову, из под самых его ног, выскочил ошалевший от неожиданной встречи заяц, выскочил, и резво чесанул меж деревьев, высоко подбрасывая зад, украшенный линялой нашлёпкой хвоста. Вадим от неожиданности шарахнулся, разглядев косого, весело выругался.

Двинцов шёл по лесу уже почти целый день. Никаких просек, дорог и прочих следов человеческой деятельности, как ни странно, не замечалось. Ни разу даже не наткнулся на кострища, окурки, консервные банки. Устал. Встреча с зайцем породила в желудке гастрономические ассоциации, вспыхнувшие с первобытной силой. Солнце уже зашло за деревья, стало ощутимо холодать. Жрать хотелось всё сильнее и сильнее. Ещё раза два-три натыкался на роднички, пил. Вода голода не перебивала. Пятки горели. Как всегда в лесу, смеркалось быстро. Двинцов прекрасно понимал, что, продолжи он тащиться по лесу ночью, шансов действительно заблудиться у него более чем предостаточно. Пора было подумать о ночлеге.

Двинцов, не дожидаясь наступления темноты, выбрал подходящую для ночёвки просохшую полянку, натаскал кучу хвороста (благо, этого-то добра хватало в избытке), надрал бересты, развёл костёр. К разгоревшемуся как следует огню приволок здоровенную, метра четыре, валежину, благо, треснувшую вдоль почти до сердцевины, уложил комлем на горящий хворост. По всей длине бревна снизу подоткнул небольшие палки, чтобы не касалось земли. Теперь пламя начнёт потихоньку поедать полусырую древесину, подсушивая её по ходу. Спать можно будет лечь вдоль получившейся нодьи, тепла хватит. Останется только периодически передвигаться вдоль бревна за огнём, но за этим дело не станет, надвигающийся холод будет срабатывать почище всякого будильника. Диких зверей Вадим не опасался, справедливо полагая, что в наших лесах осталось их раз-два и обчёлся, а кто остался, тот, если не свихнулся окончательно, обходит, учуяв, страшное двуногое существо на пушечный выстрел. Тем паче, не зима.

Прилёг было у костра на заготовленный для постели лапник с ворохом папоротника поверх, полежал минут пять, вскочил. Пока возился с костром, о голоде как-то позабыл, а сейчас он дал о себе знать с удесятерённой силой. Выругал мысленно себя за то, что не подумал засветло набрать чего-нибудь съедобного, отправился к краю поляны. Не ломая веток, нажевался молодых, кисловатых сосновых побегов, пощипал берёзовых листьев. В голову настойчиво лезла реклама "Сникерса": "Съел - и порядок!", донельзя хотелось мяса, почему-то именно с макаронами. Вернулся к костру, перетирая зубами кусок бересты. Массовые беспорядки в желудке временно прекратились, появилась надежда, что заснуть всё-таки сможет. Двинцов вытащил сигареты. Осталось пять штук. Выкурил одну. Лёг на импровизированную постель и заснул неожиданно быстро и глубоко.

Часа через два на поляну к костру сторожко прижав уши, вышел старый седой одинокий волчара. Волк фыркнул, изгоняя из ноздрей неприятный запах дыма, учуял человека, подошел ближе, наклонился, обнюхал. Человек спал столь спокойно и нагло на чужой территории, что у старика даже дыхание поначалу зашлось от возмущения. Успокоившись, решил, что опасности спящее существо никакой не представляет, территорию в округе не метил. К тому же зверь был сыт, а от человека противно пахло табачным перегаром и копотью. На всякий случай волк поднял заднюю лапу, пустив на спящего струйку. "Чтобы знал!", удовлетворённо подумал старик, фыркнул ещё, и отправился искать место для ночлега. Кости ломило, видимо к дождю. Вадим ничего не почувствовал, только, не просыпаясь даже, вертелся шашлыком, подставляя теплу по очереди спину и грудь, временами на полуавтомате переползая червяком вдоль сгорающей нодьи.

Снились ему огромные кастрюли пельменей с майонезом, уксусом, сметаной, кетчупом.

Глава 5

Проснулся Вадим рано. Нодья, сделав своё тёплое дело, дотлевала. Было довольно холодно: конец мая, пора цветения черёмухи. Двинцов вспомнил анекдот: "Иностранец спрашивает: "А почему у вас так резко холодает в мае?" Ему отвечают: "Так черёмуха цветёт". А он недоумённо: "А зачем же вы её тогда выращиваете?" Веселее немного стало, теплее - ни капельки. Опять взбунтовался, дико заурчав, желудок, вцепившись мёртвой хваткой в позвоночник. Вздохнув, Вадим побрел искать завтрак. Снова нажевался еловых побегов, берёзовых листьев. Вспомнил, что китаёзы жрут папоротник, попробовал. Выплюнул тут же: по всей видимости, сорт оказался не тот. Из съедобных он знал только орляк, но здесь его не обнаружил. Набрёл, к своему удивлению заросли крапивы и молодых лопухов, хотя жильём поблизости не пахло. Это обнадёживало, что люди живут всё-таки где-то рядом. Застрогав подходящую корягу в форме лопатки, накопал лопушиных корней, сожрал. Сырую крапиву есть не стал, да и не хотелось лезть в колючки руками. Поискал глазами птичьи гнёзда, не нашёл, к тому же, к стыду своему, толком не помнил, есть ли уже в это время в гнёздах яйца. Морда после вчерашних комариных атак распухла, старался не расчёсывать. Во время блужданий преследовала какая-то вонь. С удивлением обнаружил, что несёт от него самого, точнее - от пиджака, причём мочой. "Это какая же собака дикая меня ночью пометила? Собственник хренов! Волк - тот вряд ли: и мало их, и не подойдёт он к человеку, к костру, да ещё и практически летом."

Перед дорогой решил ещё немного погреться, накидал на тлеющие останки нодьи веток, раздул огонь. В том, что выберется к людям ещё до обеда, теперь Двинцов был уверен абсолютно. Слегка выругал себя за то, что, по всей видимости, пошёл изначально не в ту сторону. Возвращаться, однако, и начинать всё сначала, было бы, конечно, идиотизмом высшей степени. Закурил. Спохватился, что сигарет остаётся фиг да маленько, загасил "бычок", бережливо спрятал обратно в пачку. Решил считать шаги и курить по полсигареты только через каждые три тысячи шагов. Загасил, во избежание пожара, костёр, старательно затоптав каждый уголек (не босыми ногами, конечно, йог - что ли? тлеющие угли давил палкой).

Определил приблизительно направление и зашагал, вслух (дабы развлечься и убить время) считая шаги:

- Раз, два, три, четыре, пять... восемнадцать, ой, колется!... двадцать четыре... чёртова крапива!... пятьдесят шесть...

На пятой сотне шагов, перелезая через валежины, сбился со счёта в первый раз, начал опять с четырехсот. На восьмой тысяче (по собственным подсчётам) упёрся в болотце, решил не тратить времени на обход, попёрся напрямик. Болото оказалось так себе, даже и не болото, а так - остатки от талого снега, прошёл по кочкам легко, провалившись в воду по колено всего один раз, да и то, оттого, что поскользнулся на корне. После болотца земля пошла вверх, шёл по сухому, ожидая вот-вот встречи с дорогой. Считать шаги бросил.