Алексей Федорочев - Лестница в небо

Большинство визиток, конечно, относилось к Москве, но и в Питере у меня круг связей нехилый образовался. Кое-какие контакты Борис отложил, собираясь использовать этих людей в своих планах, какие-то кучей вернул мне, пренебрежительно отозвавшись: «Мусор!» Некоторые принял к сведению.

Вообще, с течением времени я все больше стал понимать, как невероятно повезло мне с Черным. Не знаю, сам по себе он был таким оборотистым товарищем или старался отплатить за возможность нормально существовать в зоне действия наших источников, но парень развернул бешеную деятельность по нашему обогащению. И куда только его былая стеснительность делась? Вне школы он постоянно висел на телефоне, консультируясь с отцом и его помощниками, с братом, с нашими появившимися партнерами, что-то черкал в своем ежедневнике, гонял файлы на специально приобретенном для него компьютере, считал, распечатывал.

Моя роль в нашем предпринимательстве сводилась к сопровождению товарища на деловые встречи: Борис при всех его достоинствах по-прежнему оставался энергетическим вампиром, а учитывая, что на переговорах он волей-неволей волновался, то порой заметно откачивал у меня силушку. Зато не чувствуя давления, договаривающиеся стороны весьма спокойно находились в его обществе и воспринимали его доводы — хотя пару раз, будь моя воля, я бы гасителя на них нарочно спустил.

Я, как и предполагалось, сидел «с умным видом» и кивал. Преувеличиваю, конечно, во многом я разбирался ничуть не хуже Бориса, а уж работу ТРК (торгово-развлекательного комплекса то бишь) представлял гораздо полнее, но если кто-то делает за меня мою работу и делает ее хорошо, то почему бы и нет? В основном приятель справлялся сам, но иногда, когда Борис терялся, мне приходилось подхватывать разговор. Именно ради таких моментов Черный предпочитал брать на переговоры меня, а не Шамана или Земелю. К тому же в их присутствии народ часто путался, считая их старшими и обращаясь к пилотам напрямую, что рождало мелкие, но неприятные недоразумения.

Так благодаря Борису наш комплекс потихоньку обретал реальные очертания. Помимо ТРК Борис развернул производство этих чертовых стеклопакетов, не отдав отцу лицензию. В Москве за производством все равно присматривал Лев Романович, скупая продукцию на корню; охрану, понятно, организовали Бок и кистеневцы, а вот в Питере мы выжили с соседнего участка Замориных, одновременно вынуждая Потемкиных убрать свою подслушку и просроченную тушенку.

Девятое марта ознаменовалось сразу двумя событиями: тихо отошел на тот свет в своем монастыре отец Никандр (но об этом я узнал позднее от Григория), а в моей жизни появилась бабушка.

С бабушками до сего момента мне не везло: в прошлой жизни мамина мать умерла до моего рождения, а отца я не знал — меня мать родила «для себя», так и не выйдя замуж, так что отцовской родни в глаза не видел. В этом мире ситуация обратная: мамина родня была жива-здорова, но связи с ними мать не поддерживала, не желая воскресать из мертвых. В мотивы не вдавался, но считаю, что тот их давний поступок с отсечением опозоренной девушки от рода иначе как предательством назвать нельзя. С отцовской стороны благодаря путанице, созданной дедом, бабушкой я считал давно умершую мать Николая. И вот только недавно узнал, что, оказывается, есть у меня неучтенная бабушка.

Знакомство с ней началось обычным субботним днем. Ничто, как говорится, не предвещало…

Дверь в моих комнатах открывалась вовнутрь и с недавних пор запиралась на засов. Говорят, учить язык легче, если спать со словарем, в моем случае — сразу с тремя (интересно, а количество словарей влияет на скорость обучения?), но я — я не мог. Понятно, что лучше бы не смог с самого начала, но покажите мне того, кто в моих обстоятельствах отказался бы! А вот теперь было… противно, что ли? Нет, не то слово… не описывает оно весь коктейль эмоций, что я испытывал при взгляде на этих женщин. Короче, не хотелось — и все!

Запор прибил собственноручно: грубый, купленный в обычном хозяйственном магазине, на фойе новенькой двери он смотрелся особенно эклектично, но меня все устраивало. Умом понимал, что эта выходка на уровне как раз-таки моего тела, а не сознания, но почему-то захотелось показать свое отношение именно таким образом. Нормально поговорить по-прежнему мешало незнание языка с обеих, или правильнее сказать — с четырех сторон, а так жест оказался понятен без слов.

Сегодня я закрылся не от китаянок — день был в самом разгаре, а пытался спокойно разобрать натасканные Гришкой бумаги. Гвардеец появлялся в среднем раз в две недели, принимал сеанс лечения, а взамен приносил мне новости и всякое-разное из своей конторы. Пришлось даже попросить его поумерить пыл: как бы такое рвение боком не вышло. И вот теперь выдалось свободное время изучить последнюю посылку. Разгадывая корявый почерк очередной записки, увлекся и не услышал топота, но распахнувшуюся дверь не заметить не смог: запорная петля висела на языке засова, сверкая четырьмя выдернутыми саморезами. Десятисантиметровыми, между прочим!

— Гор, там к тебе, это надо видеть! — только Земеля, бывший сегодня на базе по своим делам, мог так бесцеремонно обойтись с преградой в мою комнату.

— Дверь-то — за что?

— Извини, случайно… — Сняв скобу, он одним движением загнал крепежи обратно в стену. — Рекомендую поторопиться: возможно, придется переодеваться.

Спустился в холл к обзорному стенду. Идея была моей, а исполнение — Руса: по территории, на въезде и у эллингов, вдоль забора, а также на подъездах к нашей базе были установлены видеокамеры, изображение с которых постоянно транслировалось на целую стену из телевизоров, установленную в холле. То же самое шло еще на пост охраны, но там стенд был не таким масштабным — здесь еще в угоду эстетическому виду было много сделано.

Один из экранов показывал, как в нашем направлении двигается внушительная кавалькада: два джипа охраны и машина представительского класса.

— Думаешь, к нам? — Дорога вдоль баз проходила не особо оживленная, но и не такая уж тихая.

— Потемкинские машинки-то — на флажки глянь! Ты много мест в нашем углу знаешь, куда они направляться могут?

— Логично. Ладно, пошел переодеваться.

Пока вылезаю из джинсов, напяливаю приличный костюм — гости добираются до дома.

— Ангелина, Полина Зиновьевна! — приветствую вошедших. — Чем обязан?

— Внучек!.. — шепчет пожилая женщина, подходя вплотную ко мне. Ее пальцы гладят мои волосы, щеки. — Малыш!

Позади слышится негромкий хмык Олега. Стоящий в дверях подсобной части Чжоу являет чудо: широко раскрывает глаза. Ангелина за спиной бабули строит обреченную моську. Очень ее понимаю.