Стивен Эриксон - Падение Света (ЛП)

«Так спустись в огонь, Смертный Меч. Я буду ждать».

Внезапное подозрение заставило его опустить глаза на кость в руке. — Пес или волк. Это созидание не будет целиком делом Света!

«Моя награда за сделку, Смертный Меч. Твой благой свет поможет мне видеть. Привилегия, коей я не стану злоупотреблять. Уверяю тебя».

— Подробность, о которой верховная жрица знать не должна. Я верно тебя понимаю?

«Вполне. Лишь ты».

— Тогда в свою очередь я попользуюсь даром твоего… видения.

«Надеюсь. Ну, иди».

Он поглядел на коленопреклоненный труп. «Очень хорошо. Избавил меня от убийства».

* * *

Старье можно вернуть к жизни, но хрупкость не удалишь никаким слоем ваксы, краски или позолоты. Воскрешение — иллюзия, вернувшееся не равно тому, что ушло, хотя случайный взгляд подскажет обратное. Или это сделает добровольное самоослепление веры.

Доспехи лорда Веты Урусандера были принесены к нему. Недавно смазанные, лакированные и с новыми ремнями. Наручи заново раскрашены, блестят золотые вставки. Кираса с накладками из белого дерева, с золотой филигранью. Плащ алый и тоже пронизан золотыми шнурами. Лишь перевязь и ножны остались без украшений.

Одеваемый слугами Урусандер стоял недвижно, на лице не было никакого выражения. Наконец он подал голос: — Мысленно вижу Кедаспелу. Кисть в зубах, еще три качаются в руке. Взирает на регалии с плохо скрытым неодобрением, но кивает, понимая политическую необходимость. Он готов был играть свою роль созидателя легенд. Возвышать банальное до уровня мифа.

Ренарр склонила голову в своем привычном кресле. — Такая поза, отец, побуждает художника работать скорее с мрамором или бронзой.

— Уверен, они соперничают за постоянство, — буркнул Урусандер. — Но я думаю о Кедаспеле. Многие видели в нем несносного зануду, любителя жаловаться. Другие отвергали его с небрежной уверенностью, словно были бесконечно умнее или хотя бы опытнее. Ох, как это меня сердило.

— Он умел вести битвы особенного рода, — заметила Ренарр, следя, как слуги застегивают пряжки и подтягивают ремни, ровнее укладывают складки плаща.

— Что мог он сказать глупцам, чтобы поколебать их суждения?

— Ничего, совсем ничего, — согласилась она. Во дворе собрались офицеры Легиона, перекидываясь смехом и шутками, проверяя коней и оружие. Капитан Тат Лорат привела дочку, Инфайен Менанд подозрительно на нее поглядывает. Говорят, Хунн Раал так и не показался.

— Так что приходилось действовать мне, — продолжал Урусандер. — Я не склонен прощать глупость, как бы пышно она не рядилась. О, я не отрицаю самих суждений, не спорю с идеей правильного мнения. Скорее презираю их тон. Нет, в отрицании не было никакого интеллектуального превосходства. Оскорбительные выпады едва ли могли скрыть ничтожность мнений. Любой глупец, желая высказать мнение, приглашает воспользоваться тем же оружием против него. Как на поле брани, все честно. Не могли бы вы… нет, дайте ту перевязь, я сам прилажу меч. Проклятие! Согласна, Ренарр?

— Тупоумных не проймешь никакими высказываниями, отец.

— Тогда вытащим их на чистое место, под свет. Я не художник. Я простой солдат. Я вызываю их и проверяю прочность обороны, вот и всё.

— Сейчас зрителей вокруг тебя нет, — заметила Ренарр.

Урусандер прерывисто вздохнул. — Да. Никого нет.

— Я же не склонна считать, что все мнения одинаково ценны. Иные из них откровенно невежественны.

Урусандер суть помолчал и вздохнул: — При любом исходе это моя последняя битва.

Она промолчала.

Он стоял, сохраняя вид решительного и опытного командира, хотя под внешне прекрасной маской отекшее лицо казалось каким-то… разбитым.

«Похоже, долг оказывается суровым хозяином. Так и тянет посочувствовать.

Но смотрите: этот муж шагает по рекам крови».

— Поедешь рядом со мной? — спросил он.

— Отец, с этого мига я всегда с тобой.

Одутловатое лицо поднялось, и она лишь сейчас сумела увидеть его целиком. «Ну, не сюрприз, верно? Все мы скрываем лица от себя и других. Мы покрыты синяками и ранами несправедливостей».

Лицо ребенка, полное слез. Она читала на нем надежду.

«Ох, как быстро забываются уроки предательств».

* * *

С высокой крепостной стены верховная жрица Синтара смотрела на озаренную рассветом, извивающуюся змею Легиона. Казалось, это существо только что вылезло из-под земли; пары дыхания солдат смешивались с дымом городской кузницы — та сгорела целиком, забрав четыре жизни, в том числе легионного кузнеца. Горожане всю ночь сражались с пожаром, потушить удалось лишь утром.

Хвост Легиона наполовину окружил город, а тупая голова уже изогнулась к северу. Образ оставался в воображении, пока она спускалась во двор, рассекая толпу офицеров, ожидавших выхода Урусандера.

Ей не хотелось быть с ними. Пусть легионеры смотрят в рот командующему. Вера и ее святые слуги не склонятся перед военщиной, уже не отвечающей задачам времени. Пока Урусандер не стал Отцом Светом, он всего лишь вождь армии.

«Эта змея — моя, и мы, святые слуги Света, поведем караван. Мы будем ее клыками, ее слепящим ядом. Лучше бы Урусандеру понять это немедля. Нужно довести урок до каждого офицера здесь и каждого солдата внизу.

Низменные стремления к землям и богатствам слишком ничтожны, перед нами совсем иные задачи».

Хунн Раал так и не показался.

«Если не был первым, станет последним. Смертный Меч жаждет большой аудитории, полагаю я. Или лежит без чувств в каком-то переулке… хотя не стоит надеяться на столь явный позор.

Я найду дестрианта веры. Нужно выбрать своего поборника, достойный контраст для Смертного Меча. Среди знати или в самой Цитадели».

Пройдя под аркой ворот в торжественном молчании, верховная жрица и ее паства, облаченная во все белое, начали спускаться по мощеному тракту.

* * *

— Шлюха умеет себя подать, — пробормотала Тат Лорат, следившая за прохождением процессии. Факела и лампады, плывущие рясы тонкой отбеленной шерсти с узорами звезд, кожа столь бледная, что они похожи на трупы. — Смотрите, какими мы кажемся бескровными.

Инфайен Менанд ухватила лошадь за морду, давая ему вдохнуть свой запах. Уже давно они не скакали в битву. Лошадь застоялась. «Может меня подвести и пасть. Подходящая участь для нас обеих. Но я покажу ей свое желание убивать домовых клинков, предателей, слишком легко продавшихся знати. Она послужит мне еще раз».

— Я нахожу эту веру легковесной, — тихо бормотала Тат Лорат. — К счастью, некому разбить наш фарфор. Похоже, я из равнодушных.

— Если Свет благословляет, — отозвалась Инфайен, — то всех без различий. Он обрисует любую сцену, ему сладки и победы, и ужасы поражений. Разведчики не заметили возвращения вашего мужа. Вы встревожены?