Наоми Новик - Выкорчеванная

Я упала в проем на внезапно подкосившиеся колени. Как с удовольствием и едко мне объяснил Дракон, есть причина, почему более сильные заклинания гораздо сложнее прочих… но я оправилась, и схватила Венсу за руки, занесенные для стука. Вблизи было хорошо заметно, что ее лицо припухло от слез. Ее незаплетенные волосы свободно свисали под платком за спиной, а ее одежда была местами разорвана и испачкана. На ней была накидка, наброшенная прямо поверх ночной сорочки.

— Нешка, — произнесла она, с силой сжимая мои руки почти до полного их онемения. Ее ногти впились в мою кожу. — Нешка, я не могла не приехать.

— Говорите!

— Они забрали ее этим утром, когда она пошла за водой, — рассказала Венса, срывающимся голосом: — Их было трое. Три ходока.

Самой плохой весной из Чащи приходил один ходок, и он собирал людей в роще словно грибы. Однажды я видела одного вдали от деревьев. Он был похож на сложенное из сучьев насекомое, которое почти невозможно заметить в подлеске, и сложенное настолько чуждо и ужасно, что, когда оно двинулось, я попятилась от него в страхе, почувствовав приступ тошноты. Их руки и ноги были похожи на ветки с длинными сучковатыми пальцами. Ходоки пробирались в рощи, выбирая себе место рядом с тропинками, полянами или у воды, и тихо ждали в засаде. Если кто-то подходил к ним на расстояние вытянутой руки, то спасения не было, если только рядом не окажется большое число людей с топорами и огнем. Когда мне было двенадцать, одного из ходоков удалось поймать в полумиле от Заточек — эта крохотная деревенька в нашей долине стояла крайней у Чащи. Ходок утащил ребенка, который нес матери ведро с водой для полоскания белья. Она заметила, как его схватили и подняла крик. Рядом находилось достаточно женщин, чтобы поднять тревогу и задержать ходока.

Они остановили его с помощью огня, но все равно потребовался целый день, чтобы разрубить его на части. Удерживая мальчика, ходок сломал ему руку и ноги, и не отпускал до тех пор, пока им не удалось разрубить его тело и отрубить конечности. И все равно потребовалось трое сильных мужчин, чтобы отломать пальцы, сжимавшие тело ребенка. У него до сих пор остались шрамы на руках и ногах, которые на ощупь были похожи на огрубевшую дубовую кору.

Тем, кого ходоки все-таки утащили в Чащу, повезло меньше. Мы не знаем, что с ними случилось, но иногда они возвращались, испорченные самым худшим образом: они улыбались и были приветливы, даже безобидны на вид. Для окружающих, кто не знал их хорошо, они казались почти прежними. Вы могли провести с таким рядом целый день, и ничего не заподозрить, пока не хватались за нож, и не начинали отрезать себе собственную руку, затем выкалывать глаза, отрезать себе язык, а эта дрянь продолжала бы с вами беседовать, мерзко улыбаясь, как ни в чем не бывало. А после этого оно само бралось за нож, и, пока вы валялись снаружи беспомощный, слепой и кашляющий кровью, заходило в ваш дом, к вашим детям. Если кого-то из близких забирал ходок, для всех была лишь одна надежда: что он умер. Единственная надежда. И в этом не было уверенности, пока кто-нибудь не возвращался из Чаши, чтобы подтвердить, что не умер. Тогда мы начинали за ним охоту.

— Нет, только не Кася, — сказала я. — Только не Кася.

Венса опустила голову. Она плакала, не выпуская мои руки, стискивая их словно железом.

— Прошу тебя, Нешка, пожалуйста, — хрипло приговаривала она без тени надежды. Я знала наверняка, она бы ни за что не стала умолять Дракона о помощи, потому что знала ответ. Она пришла ко мне.

Ее слезы было невозможно осушить. Я завела ее внутрь в небольшую прихожую, куда нетерпеливо вошел Дракон и протянул женщине воду. Она шарахнулась от него и спрятала лицо, пока я не передала ей сама. Выпив, она заметно успокоилась, и ее лицо разгладилось. Она позволила мне отвести ее наверх в мою комнатушку, и тихо улеглась на кровать с открытыми глазами.

Дракон стоял в дверях, наблюдая за нами. Я сняла кулон с шеи Венсы.

— У нее там локон волос Каси, — я знала, что она срезала ее прядь перед самыми смотринами, считая, что у нее ничего не останется на память о дочери кроме этого. — Если использовать заклятие «loytalal»…

Он покачал головой:

— Что ты рассчитываешь найти, помимо улыбающегося трупа? Девушка мертва. — Он дернул подбородков в сторону Венсы, и та закрыла глаза: — Выспавшись, она успокоится. Скажи вознице, пусть возвращается утром, чтобы отвести ее домой.

Он повернулся и ушел, но худшее было в том, как он сказал об этом — словно о свершившемся факте. Он не кричал на меня, не называл дурой. Не говорил, что жизнь деревенской девушки не стоит того, чтобы позволить Чаще схватить меня и обратить себе на пользу. Не говорил, что я идиотка, воспарившая на крыльях успеха: швыряющая налево и направо эликсиры, выращивающая из воздуха цветы и которая вдруг вообразила себе, что сумеет спасти кого-то, кого забрала Чаща.

Девушка мертва. В его голосе даже было слышно сожаление, в его собственном угловатом стиле.

Я села рядом с неподвижной и холодной Венсой, баюкая ее жесткую покрасневшую мозолистую руку на своем колене. Снаружи темнело. Если Кася еще жива, то она находится в Чаще, видя, как садится солнце, и среди веток меркнет вечерний свет. Сколько времени займет кого-то оттуда вызволить? Я размышляла о Касе в хватке ходока. Его длинные пальцы сжимают ее руки и ноги. Она знает, что ей грозит, что случится.

Оставив Венсу спать, я спустилась в библиотеку. Дракон был тут, просматривая записи в одном из томов, в котором обычно делал пометки. Я остановилась в дверях, уставившись ему в спину:

— Я знаю, как она тебе дорога, — сказал он мне через плечо: — Но нет ничего хорошего в том, чтобы раздавать фальшивые надежды.

Я промолчала. Книжечка Яги, маленькая и потертая, раскрытой лежала на столе. Всю прошлую неделю я изучала заклинания земли: «fulmkea, fulmedesh, fulmishta». Они твердые и неподвижные, полная противоположность воздуху и огню, которые давали жизнь иллюзиям. Я взяла книгу со стола за спиной Дракона и положила ее в карман, потом повернулась и тихо сошла вниз по лестнице.

Борис по-прежнему оставался снаружи, ожидая ответа с мрачным выражением на длинном лице. Когда я вышла из Башни, он повернул в мою сторону голову от укрытых попонами коней.

— Отвезете меня к Чаще? — спросила я его.

Он кивнул. Я забралась в его сани и, пока он готовил коней, зарылась в покрывала. Он взобрался на облучок и, звякнув вожжами, прикрикнул на лошадей. Сани двинулись по снегу.

Этой ночью в небе высоко висела полная, красивая луна. Ее свет отбрасывал голубые тени на сверкающем снеге. По пути я раскрыла книжечку Яги и отыскала заклинание, ускоряющее бег. Я тихо пропела его лошадям. Они услышали меня, прянув ушами, и вокруг наших саней сильнее заревел ветер, щипля щеки и выбивая слезу. Замерзшая Веретянница казалась бегущей рядом светло-серебристой дорогой. А впереди на востоке росла тень. Она становилась больше и больше, пока лошади, заволновавшись, не встали как вкопанные без малейшего окрика или движения вожжей. Мир прекратил движение. Мы остановились под навесом нескольких сосен. Перед нами за нетронутым снежным полем простиралась Чаща.