Наоми Новик - Выкорчеванная

— Какой умный ход, — позднее сказал мне Дракон, — и какой эффективный. Он прав: я не имею права бросать долину без королевского дозволения, и строго говоря, по закону, их обеих следует предъявить суду.

— Но не обязательно же делать это немедленно! — ответила я, метнув взгляд на королеву. Та смирно и тихо сидела в фургоне, пока крестьяне загружали его, раскладывая вокруг нее чрезмерное количество съестных припасов и одеял, которого хватило бы на три путешествия в столицу и обратно без остановок. — А что если нам просто забрать их с собой в Башню, и ее и Касю? Король-то уж разберется…

Дракон фыркнул:

— Король разумный человек. Он бы ни секунды не возражал, если бы я по-тихому увез королеву до выздоровления куда-нибудь подальше, пока никто даже не узнал, что ее спасли. Но теперь? — Он обвел рукой крестьян. Все они широким кольцом на безопасном расстоянии обступили фургон, разглядывали королеву и шептались между собой, обмениваясь подробностями истории. — Нет. Он бы резко возражал против моего открытого нарушения королевского указа на глазах у свидетелей.

Потом он посмотрел на меня:

— И я с ними отправиться не могу. Король бы еще позволил, а Чаща нет.

Я опустошенно уставилась на него в ответ:

— Я не могу позволить им забрать Касю, — почти умоляющим тоном сказала я ему, понимая, что здесь моя жизнь, здесь во мне нуждаются. Но дать им увезти Касю на суд в столицу, где ее по закону могут приговорить к смерти… к тому же я совсем не доверяла принцу Мареку, потому что он поступал лишь так, как выгодно только ему.

— Знаю, — ответил волшебник. — Это даже к лучшему. Без солдат, и большого их количества, мы не сможем нанести новый удар по Чаще. Поэтому ты отправишься попросить их у короля. Что бы ни утверждал Марек, он не думает ни о чем, кроме королевы, а Соля хоть и не злой, но ему нравится делать вид, что он радеет за общее дело.

— Соля? — наконец спросила я: на языке это слово казалось странным, живым как высокая тень кружащейся птицы. Даже произнеся его, я почувствовала укол пронзительного взгляда.

— На языке заклинаний это означает «сокол», — пояснил Дракон. — Тебе тоже дадут имя, перед тем, как внести тебя в реестр чародеев. Не позволяй им отложить это на после суда. В таком случае у тебя не будет права дать показания. И выслушай совет: то, что ты здесь совершила, движет силы иного рода. Не позволяй Соле присвоить себе все заслуги, и не стесняйся этим воспользоваться.

Я не имела ни малейшего понятия, как выполнить все эти инструкции, которыми он забросал меня. И как же мне потребовать у короля солдат? Но Марек уже позвал Томаша с Олегом в седло, и мне не нужен был Дракон, чтобы понять, что мне придется полагаться только на себя. Вместо этого я проглотила ком в горле и кивнула, и потом сказала:

— Спасибо, Саркан.

В его имени чувствовался вкус огня и крыльев, клубящегося дыма, силы и проницательности, и шелестящий шорох чешуи. Он посмотрел на меня и натянуто сказал:

— Что ж, не ударь в грязь лицом, и как бы трудно не было, старайся сохранять приличный вид.

Сказать прямо, я не очень хорошо справилась с его советом.

Мы добирались до столицы целую неделю и еще день. Моя лошадь постоянно дергала головой: шаг раз, два, три и внезапный нервный рывок трензеля, швыряющий руки вперед, вырывая поводья, пока шея и плечи у меня вконец не одеревенели. Я все время плелась позади нашего небольшого каравана, наслаждаясь плотными облаками пыли из-под огромных окованных колес фургона. Так что к своей нервной походке моя лошадь добавила еще и регулярные чихания. Еще не миновав Ольшанки я уже приобрела светло-серый цвет, а под моими ногтями образовалась широкие темные полосы.

В наши последние несколько минут наедине Дракон передал со мной письмо для короля. Это было всего пара строчек, накарябанных впопыхах на дешевой бумаге позаимствованными у сельчан чернилами, в которых говорилось о том, что я ведьма, и о просьбе прислать людей. На сложенную записку волшебник капнул каплей собственной крови из специально порезанного ножом пальца, написав поверх пятна свое имя крупными черными буквами, которые чуть дымились по краям. Когда я проводила по ним пальцем, вынув письмо из кармана, я слышала рядом шипение дыма и хлопки крыльев. Это одновременно успокаивало и расстраивало: с каждой новой милей я удалялась все дальше от места, где была нужнее всего, помогая сдерживать Чащу.

— Почему вы настояли на том, чтобы забрать Касю? — в последний раз попыталась я разговорить принца Марека, когда мы остановились на первый ночлег у самого подножия гор рядом с небольшим быстрым ручейком, который стремился воссоединиться с Веретянницей. На юге была хорошо заметна Башня Дракона, залитая оранжевым светом закатного солнца. — Забирайте королеву, раз вам так хочется, и отпустите нас. Вы же были в Чаще, видели, что она собой представляет…

— Мой отец отправил меня сюда решить вопрос с оскверненной девушкой Саркана, — ответил он, умывая лицо и шею в ручье. — Он ожидает, что я доставлю ее или ее голову. Что предпочитаешь, чтобы я забрал?

— Но он все поймет про Касю, как только увидит королеву.

Марек стряхнул воду и поднял голову. В сгущающихся сумерках королева равнодушно и неподвижно сидела в фургоне, глядя прямо перед собой. Кася сидела рядом с ней. Они обе изменились, стали странными, прямыми как палка и неутомимыми, несмотря на целый день путешествия. Обе лоснились словно полированное дерево, но Кася смотрела назад на Ольшанку и покинутую долину. Ее взгляд и губы выдавали волнение и были живыми.

Мы смотрели на них вместе, потом Марек встал:

— Судьба королевы и ее судьба, — равнодушно сказал он мне и ушел. В полном расстройстве я ударила по поверхности ручья рукой, потом набрала в пригоршню воды и умылась. Между моих пальцев потекли черные ручейки грязи.

— Наверное страшно, — раздался голос Сокола, без какого-либо предупреждения, появившегося у меня за спиной, заставив облиться: — отправиться в Кралевию с принцем в качестве ведьмы и героини. Такая напасть!

Я вытерла лицо краем юбки:

— А тебе-то какой прок в том, что я там окажусь? При дворе есть и другие чародеи. Они и сами смогут убедиться, что королева не осквернена…

Соля покачал головой, словно жалел меня, глупую деревенскую девку, которая ничегошеньки не понимает:

— Думаешь все вот так просто? Закон предельно ясен: любой оскверненный обязательно подлежит сожжению.

— Но король же ее пощадит? — вырвался у меня вопрос.

Соля задумчиво оглядел почти незаметную сейчас королеву, ставшую лишь тенью среди других теней, и ничего не ответил. Потом снова посмотрел на меня: