Max Austen - Спаси мою душу

Катя последовала примеру друзей: исполнила приказ. Она, Лейсана, Рамиль и Женя, упали коленями на влажный ковер. Страх был липким и темным. Вокруг — трупы, впереди — палачи. Внутри — тишина. Раньше Катя могла положиться на гнев. На что теперь надеяться?

— Уведи мальчонку, — указал охотник напарнику на Женю, — да позови кого — сами не свяжем.

Из подъезда кто-то крикнул:

— На пятом девятерых повязали! Еще столько же — а остальных пристрелить!

«Умру, но в плен не сдамся!», — решила Катя и, опустив руки, встала.

— Села! Живо! — заорал охотник, готовясь нажать на спусковой крючок.

Маги проиграли бой, может, и всю войну. На Земле зло всегда побеждает. Ее жизнь вряд ли кто-то спасет. Возможно, Петр дошел до оружейной; возможно, оружие, которое он решит донести до друзей, станет невидимым, как его одежда. Возможно, Матвей еще жив, а Варвара вернулась в лагерь, чтобы всех спасти. Но в эту секунду никого из них здесь нет.

На улице сработал мегафон. От родного голоса ноги Кати подкосились, она едва удержалась, чтобы не упасть.

— Если революции быть, — вещал Матвей, — то ей быть сегодня! Маги, колдуны и колдуньи, ведьмы и ведьмаки, шаманы и шаманки, вещуны и вещуньи, да просто люди со сверхспособностями! Взываю к вам! Вы не жертвы, вы — герои!

С недоумением переглядывались не только Лейсана и Рамиль, но и охотник с вернувшимся напарником. Последних, скорее, интересовал вопрос: лидер, у которого был мегафон, мертв? Что делает Матвей — заботило только Катю и всех магов, услышавших его. Бодрым, наигранно веселым, но все-таки напряженным голосом он продолжал:

— Представьте: дела обстоят иначе, не так, как мы полагали. Охотники вы, уважаемые маги, а жертвы — люди. Вы обязаны брать их в плен, а не они вас. Мы спасем планету от жертв! Мы — охотники! Они — жертвы! Мы — охотники!

— … они — жертвы! — прошептала Катя и, воодушевившись речью лучшего друга, сделала шаг вперед.

В квартире раздалась автоматная очередь.

Кто победил — было очевидно.

С Аксиньей встретиться Олесю разрешили не сразу. Долгое время с ним беседовал прибывший из Эстонии знаменитый врач-ученый Вавилов Радик Рустамович — мужчина, вдвое старше него. Он выпытывал из Олеся, как же он так: неужто придумал способ заразить немага любовью? А, так еще и верой? Услышав ответы, врач потребовал у сотрудников лаборатории приготовить ванну, наполненную водой, и операционную и привести Кутилову.

Аксинья предстала перед Олесем измученной и отчего-то подергивающей головой. Ее состарившееся лицо с впавшими глазами смотрело на шаркающие ноги. Два санитара, придерживая за руки, помогали ей передвигаться.

— Что же с тобой сделали?

Лисицыны, Зимина и Вавилов — те, кто были в кабинете, — позволили ему приблизиться к подруге. Подруга подняла голову и уставилась на него ненавидящими глазами.

— Гори в Аду! — зашипела она, подаваясь вперед. Она пыталась вырваться из рук санитаров, чтобы истерзать, исцарапать Олеся. — Ты злодей. Дьявол. Умри. Умри!

Она истошно завизжала, и санитары ее увели.

— Ее лассудок помлачился, — объяснил Алексей, — из-за пыток.

Олесь вздохнул. Аксинья провела в лаборатории не больше двух недель, но уже стала другой. Каждый час здесь похож на месяц, удивляться нечему. Та же участь ждала бы и остальных, не сбеги они из тюрьмы.

Радик Рустамович вышел из кабинета. Охотники и Лилия повели за ним Олеся. Его ждала ванна, в которой он рассчитывал потерять способность.

Мрачные темно-серые стены и пол лаборатории, запах выстиранных серых халатов, монотонные речи сотрудников — все убивало в Олесе желание жить. Серый — цвет безжизненности.

Глубокая ванна была, как и все в лаборатории, серого цвета. В маленькой сырой плесневелой комнатке смогли поместиться только трое: Олесь, Алексей и Радик Рустамович. Лилия и Катерина остались ждать снаружи.

— Ныряйте, — скомандовал ученый.

Олесь снял кроссовки, джинсы и футболку, надетую наизнанку. Уже в ванной он затрясся от холода. Алексей закатал рукава, схватил его за шею и опустил под воду.

Вода с равнодушием приняла Олеся. Он ей ни друг, ни враг. Всего-то человек, умеющий быть рыбой при двух ногах. Человек, которому и дела нет до цифры, обозначавшей сколько литров за день он выпил. Хоть двести — ему, как и воде, без разницы.

Мысли Олесь направил на веру. Он должен начать задыхаться. Та замерзшая вода, ставшая чанком, должна истечь.

— Я не умею… — Олесь стал повторять одну фразу, вспоминая случай из детства, когда он почти утонул, но вера его спасла. — Я верю: я тону.

Прошло минуты три. Самовнушение, на которое он надеялся, не помогало.

«А ведь я и рад утонуть, — подумал Олесь, — моя жизнь — ад. Отца не помню — он погиб, мне и трех лет тогда не было. Мать умерла, так и не узнав, что я маг. В четырнадцать лет зимовал в подвалах Иркутска. Один среди чужих. Лагерь магов, к которому примкнул годом спустя, — половину перерезали, половину сослали, и меня в том числе. С Тимуром и Владом кое-как сбежал, да Влад был ранен, вскоре заболел, потом и умер. И Тимура я потерял, а убили его, кто бы мог подумать, свои! Школу в Арзамасе накрыли, я ушел за Марком, ну то есть за Матвеем, в Татарстан. Против воли на мэра пахать пришлось. И что? Это ли жизнь? За что судьба к нам так несправедлива? А ведь что с Аксиньей сделали — что стало! И Матвей… Хмылка… Лейсана. Мы не заслужили такого!»

Олесь закашлял и заглотил немного воды. Его затрясло от мыслей о тех, кого он оставил в лагере. Страшные картинки того, что могло случиться, зарябили в глазах: расстрелянная Хмылка, сожженная заживо Лейсана, обезглавленный Матвей. Ненависть и отвращение к миру заставили его всплыть, но Алексей, тот, кто перерезал горло Стасику, тот, кому он хотел подарить незнакомое ему чувство, вернул его под воду и ударил о дно ванны.

Единственный шанс все изменить — вот он. Утонуть и спасти мир или продолжать довольствоваться жалким кусочком веры в себя способного и позволить миру гнить дальше.

Руки заскользили по ванной, ноги упирались, помогая подняться. Алексей неумолимо топил в Олесе мага. Ладони сцепились с руками охотника, голове удалось подняться.

— Это не моя вера и не моя любовь! — вскричал Олесь. — Они принадлежат не мне, а миру! Верните то, что у людей отняли, верните…

В горло влилась вода. Легкие обожгло. Наступил покой, и мир потух.

Желтый свет операционного светильника пробудил в Олесе отчаяние. Олесь дернул руками — бесполезно. Они привязаны, как и все тело. На шорох он повернул голову вправо. Радик Рустамович осматривал Аксинью у другого операционного стола. Лишь сейчас Олесь заметил, насколько сильно подруга исхудала. Подруга ли? От ее сознания уже ничего не осталось.