Светлана Казакова - Взгляд в темноту

Когда разговор, в котором она почти не участвовала, сам собой свернул в нужную сторону, Алита насторожилась.

— Какие-то глупости, — пробормотал Гидеон Ли, нахмурив густые чёрные брови.

— Вот уж не думаю. Разве вы не помните? Я тоже была там. Моё первое приглашение в гости после прибытия в королевство. Но то, что обещало стать чудесным времяпровождением, превратилось в нечто совсем иное…

— Уж не знаю, почему альду Торнбрану вздумалось копаться в той забытой истории, только я её обсуждать не намерен! — вспылил молодой человек и, резко поднявшись на ноги, покинул комнату.

— Ох уж этим мужчины! — бросила ему вслед Флориана.

— У меня болит голова! — жалобно произнесла Бертина, и Али вдруг подумалось, что молчащей альда Эштон приходилась ей по душе куда больше.

— Пойдём, тебе нужно отдохнуть! — тут же засуетился её супруг, и они вышли так поспешно, словно боялись, что их насильно задержат.

Теперь в гостиной остались только Флориана и сама Алита.

— Вы хотели со мной поговорить, альда Эдевейн? Вчера. Припоминаете?

— Да, мне очень хочется кое-что выяснить.

— И что же?

— Какие отношения связывают вас с альдом Ристоном?

— Не слишком ли это личный вопрос?

— Так вы хотите сказать, что…

— Я ничего не хочу сказать, — ответила ей Али, досадуя на себя за то, что не успела невзначай поинтересоваться, где находились во время убийства альда Брогана ушедшие собеседники. — Однако мне кажется не слишком вежливым столь жгучий интерес к чужим делам. Да и разносом сплетен я не занимаюсь, потому, если вы надеялись выведать какие-нибудь пикантные подробности, то с этим не ко мне.

— Ни за что не поверю, будто вам ничуть не свойственно обычное женское любопытство! — фыркнула рассерженной кошкой Флориана.

— В какой-то степени — возможно, но не в той, что касается отношений между полами.

— Тогда ничего удивительного в том, что вы незамужняя.

Алита предпочла промолчать в ответ.

— Флориана Ристон… Альда Флориана Ристон, — с мечтательными нотками проговорила ничуть не смущённая её молчанием собеседница. — Красиво звучит, не правда ли?

— Не слишком ли рано вы примеряетесь, где постелить шкуру неубитого медведя?

— У меня для всех охотничьих трофеев припасены места. И для медведей, и для волков, и для тигров. Лишь трусливые домашние кролики вроде альда Эштона меня совсем не интересуют.

— Но он, как и альд Ристон, и не думает попадать в ваши капканы.

— Значит, я расставлю ещё, — сверкнув агатово-тёмными глазами, отозвалась Флориана. — Лишь на мгновение сравните себя со мной. Что у вас есть? Думаете, альд Торнбран раскошелится на богатое приданое? За всё время, что мы здесь, я не увидела на вас ни единого драгоценного украшения. Но даже не это главное… Если мы вдвоём с вами войдём в зал, полный мужчин, как думаете, на кого они посмотрят в первую очередь, а кого и вовсе могут не заметить?

— И что же вы делали сегодня после завтрака? Проводили время с мужчинами? Не заскучали?

— Если бы! Я следила за тем, чтобы платье, в котором я была вчера, привели в надлежащий порядок. Этим безруким курицам ничего нельзя доверить без присмотра!

— А что, с вашим нарядом что-то случилось? — уточнила Али, сделав себе мысленно заметку не забыть поинтересоваться подтверждением алиби.

— Ваш кузен Эмрис облил его красным вином!

— Уверена, он не специально. А теперь я вас оставлю. Увидимся на обеде, альда Эдевейн.

***

Киллиан приволок Эмриса в одну из ванных комнат, вода в которой оказалась ледяной, словно её только что начерпали из проруби.

— Ааааа! — возмущённо завопил приятель, ощутив на лице первые капли. — Я тебе всё припомню! Я отомщу!

— Если бы ты вёл себя иначе…

— Так вот оно что! Ты к ней неравнодушен… — протянул Эмрис. — Она тебе дорога.

— Я заступился бы за любую девушку, будь она хоть прислугой, хоть альдой.

— В этом весь Киллиан Ристон! Воплощённая порядочность и благородство! Ни разу за всю свою жизнь не затащил в постель ни одну горничную! Тебя и чары альды Эдевейн оставили равнодушным потому, что яд любви уже проник в твою кровь! Горький, опасный яд!

— Ты говоришь, как автор дурных сентиментальных романов, и сам же первым посмеёшься над этим, когда протрезвеешь.

— А ты не думал, друг мой, что я не желаю трезветь? Мне хорошо и так… В дурмане, в блаженстве, которое тебе недоступно…

— Сейчас у тебя нет выбора, — отозвался Киллиан, опрокидывая на голову собеседника целый ковш холодной воды.

Оставив Эмриса браниться и отжимать мокрую одежду, Ристон направился к гостиной, а по дороге, как втайне и надеялся, встретил Алиту. Нельзя сказать, чтобы она выглядела совершенно невозмутимой, но ему понравилось решительное выражение на её лице. Увидев Киллиана, девушка остановилась и вскинула на него вопрошающий взгляд.

— Как ваш друг?

— Будет почти в полном порядке, если не напьётся снова.

— Рада слышать.

— Он не слишком тебя обидел?

— Не беспокойтесь, альд Ристон. Я не держу на него зла. Бывает и хуже.

— А ты… знаешь о таком на собственном опыте? — осведомился он.

— Простите, но я не хочу говорить на эту тему.

— И всё же я должен извиниться перед тобой за него.

— Вы не слишком-то похожи. То есть… Я хотела сказать, кажется, что ваш друг значительно моложе вас.

— У него не было таких поводов повзрослеть, как у меня.

— Но ведь его родители тоже умерли.

— Однако Эмрис не стал главой семьи. Ею всегда оставался его дядя. А все прочие лишь принимали власть Сайласа Торнбрана как должное.

— Понимаю… Что ж, возможно, женитьба станет тем, что поможет его племяннику наконец-то образумиться. А иначе ему непросто придётся в дальнейшем.

— Теперь, когда произошло убийство, ты раскроешь своё инкогнито? — поинтересовался Киллиан.

— Пока нет, альд Торнбран против. А мой начальник велел его слушаться. Увы, преклонение перед сильными мира сего не обошло и нашу контору, — со вздохом добавила она, поправляя слегка сползший с плеча вырез жемчужно-серого платья.

Точно завороженный глядя на это движение её тонких пальцев, Ристон неловко сглотнул. Ему вдруг вспомнилась встреча с Алитой ночью, когда он возвратился с охоты. То, как промокшая от дождя ткань её светлой ночной сорочки, ничего не скрывая, бесстыдно обрисовывала контуры тела.

Ему оказалась невыносима сама мысль, что кто-либо другой посмеет прикоснуться к ней, что иной мужчина, пусть даже имеющий на то право как жених или супруг, запечатлеет поцелуй на её губах, которые он сам целовал лишь однажды, в последний вечер в Бранстейне. Но то, что чувствовал Ристон, не являлось обычным вожделением, подобным тому, которое питал перебравший с вином Эмрис чуть ли не к каждой встречной молодой особе в юбке. Нет, эти ощущения, что становились сильнее с каждой новой встречей, были совершенно другими, и избавиться от них не получалось, как ни старайся. Желание видеть её, оберегать, знать, что она счастлива, не исчезло в разлуке. Совсем наоборот, оно росло и крепло, как посаженное в благодатную почву дерево, которое вопреки всем законам природы готовилось расцвести даже в зимнюю пору.