Светлана Казакова - Взгляд в темноту

— Я могу пойти вместо тебя.

— Ох, боюсь, вам он и вовсе ничего не скажет!

— Посмотрим.

Ристон, поставив на туалетный столик пустой бокал, поднялся с места и, должно быть, собирался покинуть её спальню, когда раздался стук в дверь.

***

Переведя растерянный взгляд с лица Киллиана на дверь, Алита дала позволение войти. В комнате появилась заплаканная горничная. Кажется, она вовсе и не обратила внимания на то, что гостья в спальне не одна, во всяком случае, никак не прокомментировала его присутствие, лишь машинально поклонилась и принялась собирать на поднос посуду, оставшуюся от ужина.

— Я пойду, — сообщил Ристон, прощаясь. — До завтра. Скорейшего выздоровления.

Шагая по освещённому свечами коридору, он услышал слова, которые доносились из-за приоткрытой двери одной из комнат.

— Негодяйка! — выкрикнул женский голос, растерявший все кокетливо звенящие нотки, свойственные тому в прочих разговорах. — Мерзавка! Погоди у меня, вот вернёмся в столицу, и я тебя проучу…

— Я не знаю, как это получилось!

— Все вы так говорите! Прозевала, не уследила! А, может, сама же и своровала?! Признавайся! Немедленно!

За этим последовал звук пощёчины. Киллиан заглянул туда, где разворачивалась некрасивая сцена, и увидел стоящую посередине комнаты Флориану Эдевейн. Перед ней неуклюже скорчилась камеристка, прижимая ладонь к покрасневшей от удара щеке.

— Добрый вечер! — произнёс Ристон.

— Вы?! — Флориана вскинула на него взгляд тёмных блестящих глаз и бросилась к нему так, словно искала защиты. — Я больше не могу здесь оставаться, альд Ристон! Сначала убийство, а теперь меня ограбили! Неужели совсем никак нельзя уехать?

— Об этом вам лучше спросить у нашего гостеприимного хозяина, — отозвался он и почувствовал неожиданную и неприятную волну брезгливости, когда гибкие пальцы девушки обвили его запястье, словно какие-то ползучие тропические насекомые. — Прошу извинить меня за вмешательство, однако должно сказать, что слуги в королевстве — совсем не то же самое, что ваши рабы на плантациях. Они требуют другого отношения.

— Ах! — скривилась она. — Вы избаловали их своим другим отношением. Может, ещё прикажете кормить прислугу с серебряной посуды? Вот вам результат — кража посреди бела дня. Мне очень дорого то украшение, и я намерена вернуть его любой ценой.

— Может быть, вы просто положили его куда-то и запамятовали, альда Эдевейн?

— Ничего подобного. Да и всю комнату уже обыскали. Демоны бы побрали и замок, и всю эту публику! Я хочу домой! Хочу видеть за окном палящее солнце и зелень, а не бесконечный белый снег!

— Могу понять вас, я бы тоже не отказался вернуться в Бранстейн, но пока у нас нет иного выбора, потому следует как-то уживаться с окружающими нас людьми.

— Не собираюсь ни под кого приспосабливаться. Пусть все остальные уживаются со мной. Но для вас, альд Ристон, я могу сделать исключение.

— Тогда я бы попросил вас больше не применять рукоприкладства. Ваша камеристка и без того достаточно наказана. Она ведь приболела ещё по дороге сюда?

— Да, совершенно неприспособленное существо, — отмахнулась Флориана, небрежным жестом отсылая девушку прочь. — А вы, я вижу, готовы пожалеть всех. Только почему-то не меня.

— Как мне кажется, вы не нуждаетесь в жалости, — заметил Киллиан.

— Не считаете же вы, что моё сердце сделано из камня? — отозвалась собеседница, кончиками пальцев касаясь прикрытой кружевами высокой груди, точно приглашая его обратить внимание на оную часть тела.

— О том судить не мне. Доброй ночи! Будем надеяться, что ваша потеря вскоре отыщется.

— Будем надеяться, — разочарованно повторила за ним молодая альда и хлопнула дверью перед его носом.

Ристон продолжил путь, надеясь, что Сайлас Торнбран ещё не лёг спать. В вечерней полутьме замок казался опустевшим, тихим, таинственным. Закрытые двери, молчаливые статуи, стыдливо закутанные в свои мраморные покрывала, негромкое потрескивание догорающих свечей. Постепенно всё вокруг обволакивала ночная тьма. А за окнами продолжали сыпаться густые снежные хлопья, превращая замок Торнбран в подобие игрушки, заключённой в стеклянный шар, который следовал встряхивать, чтобы увидеть внутри маленький снегопад.

— Кто здесь? — Одна из дверей заскрипела, и оттуда, пошатываясь, вышел Эмрис. — Киллиан? Что ты тут бродишь в одиночестве? Пойдём, друг мой, выпьем перед сном.

— Где твой дядя?

— Дядя? Может, в кабинете, а, может, уже десятый сон видит. Альда Эдевейн устроила тот ещё концерт, требуя от него как следует потрясти горничных. Жаль, что ты не видел. Мы будто в старые времена вернулись, честное слово! Будь поблизости незамёрзшая река, она бы заставила устроить бедняжкам окунание на стуле. А виновнице распорядилась бы отрубить руку.

— Не удивлюсь, — поморщившись, ответил Ристон и придержал за локоть собеседника, когда тот чуть не упал. — Больше ничего интересного не происходило? Никаких новостей об убийстве или… осведомителях альда Торнбрана?

— Боюсь, пока нет. Но что-то мне подсказывает, что наши неприятности только начинаются. Мы должны быть сильными… или напиться так, чтобы и вовсе больше ни о чём не думать!

— Соберись! — встряхнул его Киллиан. — Сейчас ты ляжешь в постель, а наутро и не притронешься к вину. Нам нужно будет серьёзно поговорить.

Лорин наклонилась над подносом, отвернувшись от Алиты, но от неё не укрылось то, как покраснело от слёз круглое лицо девушки. Судя по всему, Флориана задала прислуге жару, обвинив в воровстве. Да и хозяин наверняка во всём поддержал гостью.

— Вам что-то ещё нужно? — спросила горничная.

— Больше ничего, спасибо, — мягко ответила Али. — Отдыхай. Надеюсь, скоро всё наладится.

— Ох, как же я ненавижу таких людей! — выдохнула Лорин со злобой, которую сложно ожидать от столь милого и скромного создания. — Мы для них — точно пыль под ногами. Но вы ведь не такая, правда?

Алита вздохнула. Она могла бы рассказать, что до сих пор не привыкла к тому, чтобы ей прислуживали, но эти слова нарушили бы легенду о том, что Сайлас Торнбран приходился ей дальним родственником. Однако оставлять горничную без утешения, в котором та нуждалась, тоже не хотелось.

— Все люди разные, Лорин. Кто-то способен с уважением относиться почти к каждому, с кем его сводит жизнь, а кто-то с презрением смотрит на тех, чьё положение ниже его собственного. Думаю, альда Эдевейн как раз из таких.

— Заносчивая гордячка, — пробормотала себе под нос горничная. — Ох, вы ведь не передадите ей то, что я тут вам наговорила? Непохоже, что вы с ней в добрых отношениях.

— Ты весьма наблюдательна, — хмыкнула Али. — Разумеется, не передам. Но тебе следовало бы быть осторожнее со словами.