Всеволод Болдырев - Зарницы смуты

Башня выглядела изящной и грациозной, как подарочная свеча из Карохара, но вместе с тем было в ней что-то могущественное. Эдакий стальной клин — простенький с виду, но попробуй его согни…

У подножья башни располагалась невысокая, но довольно длинная пристройка — конюшня. Именно под ее крышей ждали своего часа скакуны знаменитых «летучих» отрядов Эйфариноса. Летучими их прозвали за стремительность.

Давным-давно коневоды Старого Халифата вывели новую породу лошадей — схарцаммов, что на общем языке звучало как «восьмикопытные». Писарь, любезно поделившийся со мной частичкой истории, говорил, что в названии породы заключен тонкий намек на одну из народностей, что входила в состав Эйфариноса — большое кочевое племя, именующее себя схарцианами. Когда Восточный Дома еще не был единым, Империя не единожды предпринимала попытки подчинить коневодов своей воле. Соперничать с многочисленно превосходящими силами схарцианы не могли и поступили на диво мудро — попросили защиты у Халифата.

Замиру Цуалдану, моему другу и первому учителю:

Стоило сделать это раньше, но, надеюсь, читающий эти строки меня не осудит и поймет.

В те годы я был глуп и темен, многого не знал и о гораздо большем даже не догадывался. Но такие люди как Замир Цуалдан, отрядный писарь и хранитель летописей Дубового Щита, помогли мне измениться. Многое из того, что описывалось выше, я узнал именно от него. Истории былых времен навсегда пленили, окутали цепями из легенд и преданий оборванца из Ромбада… Именно писарю обязан я своей страстью к летописям и истории нашего мира, которой не без удовольствия делюсь со всеми желающими.

Удивительно, но нам посчастливилось встретиться еще раз. Много-много позже. В другое время, в изменившемся до неузнаваемости мире. Знаю, что Замир прожил совсем недолго после нашей встречи. Умер над своими летописями, в полуразрушенном форте.

Мы натолкнулись на возвращавшийся с дежурства разъезд.

Легко одетые воины выглядели уставшими, их сапоги и штаны пропитала грязь — на границе третий день хлестал дождь, иссушенная земля жадно впитывала влагу. Всадники, все как один невысокие, худощавые, под стать скакунам. Из оружия лишь короткие луки да узкие кривые сабли. На головах странные тряпичные косынки с нашитыми кольчужными кольцами, лица крылись за серыми платками.

— Схарцианы, — пояснил Замир Цуалдан. — В строю от них мало толку, зато как разведчики и ловцы разбойников просто незаменимы. Видишь, у седел кнуты подвешены? Жуткие штуки — кожу секут почище сабель.

От башни брал разбег широкий тракт, утопающий в грязи. Орры почему-то на дух не переносили Восточный Дом, и за дорогами здесь ухаживали мастера Каолита. А они, мягко говоря, уступали оррам в мастерстве.

Высокий каменный обелиск, словно выраставший из земли у обочины, сообщал путникам, что они вступают в земли объединенного Эйфариноса. Самого большого, богатого, загадочного и противоречивого из всех Домов. Многотысячные города, древние библиотеки, необъятные рынки, сотни дорогих борделей и жесткие, безжалостные законы — все это Эйфаринос. Цветущие сады и безжизненные пустыни Халифата, остовы древних строений и полноводные реки, сладкие фрукты и отравленные клинки — и это тоже Эйфаринос. Родина величайших ученых и лучших наемных убийц, прекрасных, как распускающиеся лилии женщин и вспыльчивых мужчин… Я мог бы много рассказывать об этом месте теперь, но в те дни меня не интересовало ничего, кроме жесткого седла и сбитых в кровь бедер.

Народы севера и запада недолюбливали восточных собратьев, не без основания считая тех редкими хитрецами и прохвостами. Правда, это не мешало им ценить хорошие клинки, сработанные мастерами городов Тац-Цао и Нинан-Науи, и вдоволь дымить табачком с ароматами ванили и редких трав, поставляемом из Халифата.

Есть еще одна особенность, про которую упоминал раньше, но так и не удосужился подробно описать. «Единым» Дом был только по названию. На деле Эйфаринос оставался разделен на Империю и Старый Халифат. «Заклятых друзей» строивших друг другу козни не одну сотню лет… Император и Халиф до сих пор вели заочное соревнование, в котором, по всеобщему убеждению, победу одерживал первый. Но на деле, как и во всем остальном Каолите, Домом правил Большой совет.

Остаток дня занял путь к Дубовому Щиту.

Скучное путешествие, скрашиваемое болтовней писаря.

Мимо нас проплывали поля, небольшие поселения отшельников и глинобитные хижины приверженцев старых религий. Благо, ручейков и озер в этих местах хватало. Меня интересовало решительно все — от крытых соломой крыш, до одежды местных жителей и ковки подков.

— Не понимаю, зачем нужны Император и Халиф, если все решения все равно принимает совет? — Настало время отвязаться от Замира и завалить вопросами Гродверда.

— Пес их разберет, этих правителей — отмахнулся он. — Я многое знаю о битвах, правильной заточке мечей, неплохо знаком с тонкостями жизни в Мискарелле и быте наемных отрядов. Пару легенд помню. Но политические игры для меня — темный лес. Дам тебе хороший совет: не забивай голову этой ерундой.

К вечеру мы добрались-таки до Дубового Щита. Это был даже не форт, а большой каменный блок на холме, с десятком стрельчатых окон, неглубоким рвом и смотровой башенкой. Писарь говорил, что строился форт в спешке, — когда первый «ветерок» Великой Бури достиг земель Эйфариноса, — но добротно и старательно. Стены толстые, внутренний двор надежно укрыт покатой крышей из просмоленных досок и черепицы. На стенах хватит места для трех сотен стрелков. Правда, ров пришел в негодность: с годами размытая дождями земля заполнила его, и теперь искусственная преграда поросла сорняками.

Городские ворота был распахнуты настежь, а в небольшой караулке несли стражу хранители порядка. На плечах — белые плащи, доспехи начищены до блеска. Рядом с ними воины местного гарнизона казались невзрачными в своих серых стеганых куртках и мешковатых штанах.

Капитан пограничного отряда сплюнул и выругался, когда один из бойцов, пробегая мимо нас, засмотрелся, запнулся о собственную пику и шлепнулся в грязь.

— Доложите коменданту, что отряд воротился, — процедил Иридин сквозь зубы, когда солдат закончил отряхиваться. — Пусть созывает офицеров к ужину, есть что обсудить.

Мы въехали в форт.

В нос ударил запах сырости, холод каменных стен остудил мое разгоряченное скачкой тело. Я соскочил с лошади и поморщился от боли. Ноги словно одеревенели, спину простреливало всякий раз, когда делал шаг. В голове появилась счастливая мысль о кровати, горящем очаге и миске солдатской каши, заправленной салом и луком.