Галина Романова - Дороги богов

Чрево мешало ей протянуть узнику руку, и она гладила землю и снег около окошка.

— Я пойду? — как-то робко произнесла она скоро. — Ты пережди — я вернусь попозже!.. Придумаю что-нибудь!

Не зная, как поступить с принесенным сбитнем, она все же подняла горшок и, прижимая его к животу, пошла с капища.

Тополь взял ее за локоть, когда Роса переступила порог:

— Что ты здесь делала?

От неожиданности она вскрикнула и чуть не выронила горшок. Но тут же справилась с собой — Роса была лесовичкой, привыкшей смотреть в лицо мужчинам и, если надо, готовой заменить их в ратном деле или мирных трудах.

— Сам должен знать! — воскликнула она. — Сам меня звал, чтоб его на ноги поставила!.. Сам заходил мало не каждый день проведать — должен знать, что он весь хворый сюда пришел! Нашел куда засадить! Он же там так застудится — до вешней воды не оправится! Кого завтра судить будешь? Больного!

В глазах у Росы стояли слезы. Тополь держал ее за плечи, и она не вырывалась.

— Что ты принесла ему? — спросил он наконец.

— Шкуру медвежью — пусть укроется, — стихнув, ответила женщина, — хлеба да вот сбитень наскоро сварила… Да он не дотягивается — маленький еще!.. А что? — вновь вспыхнула она. — Если он не в стае, так его уже и загубить можно? Сколько он у меня жил? Иной давно бы в стае своим стал, а на него все ополчились, как назло!.. Что вы за люди-то такие!..

Не выдержав, она разрыдалась, кусая себе руку, чтобы хоть как-то сдержаться.

Не став утешать плачущую, Тополь молча забрал у нее горшок и шагнул через порог на капище.

Деревянный Перун следил за ним спокойным строгим взглядом. Стараясь не глядеть на грозного бога и лишь мысленно испросив у него прощения за то, что его покой и уединение нарушила женщина, да еще и ждущая дитя, Тополь прошел к землянке и склонился над окошком. В темноте нельзя было разглядеть ничего внутри.

— Волчонок, — позвал он.

Ответом была тишина.

— Не бойся — отзовись!

— Я тут, — наконец послышалось снизу.

Припав к снегу, Тополь наконец смог различить его бледное лицо. Он уже вытер кровь из разбитого носа и губ, и на щеках остались грязные разводы, слегка размытые подозрительными влажными дорожками. Завернутый в дареную Росой шкуру, — запоздало подумалось, что ее муж должен вечером хватиться пропажи, — он походил на пойманного зверька. Тополь некстати вспомнил, как этот зверек три седмицы назад прижимался доверчиво к его боку, и понял, что не прийти сюда он не мог.

— Постой, я сейчас!

Окошко было слишком узким, чтобы в него можно было двумя руками просунуть горячий горшок. Утвердив его на своей шапке, чтобы не остыл, Тополь достал нож и стал расширять отверстие, отбрасывая в сторону ошметки земли и щепки.

Наконец оно расширилось настолько, что вожак легко просунул в него горшок. Руки ушли мало не по плечи, но Волчонок со своей стороны дотянулся и принял его. На миг их пальцы соприкоснулись — и оба отдернули руки, едва не расплескав теплое варево.

Выпрямившись, Тополь тщательно отер ладони о снег. Он знал, что Недоносок смотрит сейчас на окошко, и буркнул, вставая:

— Пожди до завтра.

Роса встретила его у порога — сообразила наконец, что ей нельзя было заходить внутрь. Слезы у нее уже высыхали, и она бросилась к вожаку с улыбкой.

— Спасибо!.. Я люблю тебя! — выпалила она и, дотянувшись, коснулась губами его щеки.

Тополь не успел ни обнять, ни оттолкнуть женщину — в следующий миг она отпрянула сама и с удивительным для ее положения проворством убежала прочь.

Совет стаи собрался следующим полднем — никто не хотел дольше тянуть с решением. Из просторной дружинной трапезной вынесли столы, оставили только скамьи вдоль стен да развешанные вокруг мечи, секиры и щиты — знаки воинской доблести собравшихся здесь. Сошлись все — полноправные кмети и молодшие, отроки, еще не готовые надеть воинский пояс, и щенята. Пришли даже женщины. Те, что погорластее, проталкивались вперед, более тихие жались у дверей.

Тополь сидел у каменной печи, по-хозяйски положив руку на нагретые камни. Обнаженный меч — он единственный из лесовиков мог прийти сюда с оружием — лежал у него на коленях. Поглаживая чеканных змей на рукояти, он осматривал собравшихся. Его удивило, что в первых рядах стояла его дочь Лана с ребенком на руках. Прижимая к себе затихшего с перепугу младенца, она во все глаза смотрела на Всемила, стоявшего подле с Нежданом. У отрока все лицо покрывали синяки, правый глаз был прищурен, и он то и дело трогал вспухшую, разбитую губу и покачивал языком едва не выбитый Волчонком зуб. Долго теперь ему держаться в стороне от празднеств, и вряд ли какая девчонка захочет сегодня одарить его улыбкой!

В рядах напротив задвигалось — помогая себе локтями, вперед протиснулась Роса. За нею следом двигался Сокол — ее муж. Догнав женщину, он схватил ее за руку, что-то шепотом выговаривая, но Роса вывернулась с неженской холодной яростью и отвернулась.

Двое воинов привели Волчонка. Заморыш кутался в дареную медвежью Шкуру мало не с головой и поблескивал исподлобья горящими глазами. Поставленный в середине очищенного для него свободного пространства, он остался стоять понурившись и не шевелясь. Сокол узнал шкуру на его плечах и опять дернул Росу за локоть, привлекая внимание, но женщина снова осадила его.

По сравнению с Нежданом Волчонок казался особенно жалким — лохматый, грязный, с оставленными кровяными разводами на щеках. Разглядев «зачинщика», стая взволнованно загудела. Воины толкали друг друга локтями, кивали на Недоноска, указывали пальцами. Тот стоял втянув голову в плечи и медленно заливался краской. Если бы мог, он бы провалился сквозь землю.

Тополь молчал, слушая сдержанные голоса. Когда Волчонка поставили рядом с Нежданом, он вдруг ясно понял, что хочет сделать. Только надо было решить, как спасти мальчишку. Дав стае наговориться вдосталь, он поднял руку.

Гул понемногу затих.

— Стая! — негромко заговорил он. — Издавна мы живем по общим законам — все равны перед стаей, все равно защищены ею. Даже щенок может рассчитывать на то, что за его спиной стоит стая… Если кто-то ссорится в стае, то мы все в ответе за раздор… И вот случилось невероятное — пролилась кровь одного из нас!

— Двоих, — поспешно уточнил Всемил.

— Двоих, — невозмутимо кивнул вожак. — И оба раза виновен в пролитии крови чужак, вчерашний гость, не по своей воле задержавшийся здесь!.. Вот он перед тобой, стая. Что ты предлагаешь сделать с ним?

Люди перешептывались, не спеша высказываться.

— Отпустите меня, — вдруг тихо прозвучал голос Волчонка. Он по-прежнему не поднимал головы. — И я уйду…

— Куда ты пойдешь? — отмахнулся вожак.

Мальчишка первый раз поднял голову. Глаза его ярко блестели в полутьме горницы. И в этих глазах Тополь увидел опять ту же отчаянную надежду — он услыхал в словах вожака то, что тот сам не замечал. Вожак поймал его взгляд…