Кира Соловьёва - Одиночество на земле

Эльф громко предупредил, что приближается точка выхода. Поднял руку, стиснул пальцы и сдернул серую пелену, обнажив молочно-розовые стены оружейного зала. Там, свернувшись клубком на узком диване, спала остроухая девушка в синем платье. «Почувствовав» собрата, она вскочила, удивленно распахнула глаза и сказала:

— Доброе утро, Эннэлейн. Я что-нибудь пропустила?

— Конечно, — с ехидцей отозвался тот. — К нам приехали господа Тинхарт и Витоль, привезли с собой инквизитора и толпу народу. Тебе предстоит ввести их в курс дела, накормить и подготовить к церемонии.

— Мне?! — опешила эльфийка.

— Разве я могу дать столь ответственное поручение кому-то другому? — вздохнул страж. — Лишь ты достойна подобной чести. Я верю в тебя.

— Прошу прощения, — вмешался Тинхарт. — Но я бы хотел, чтобы Альтвиг пошел с нами.

Инквизитор растерялся. Прием-то будет неофициальный, присутствие постороннего бросится в глаза резче, чем стальная игла.

Эльф отреагировал спокойнее. Он смерил графа оценивающим взглядом и деловито кивнул:

— Хорошо. Идемте.

— Эм… господин Ивель, — решился Альтвиг. — Вы уверены?

— Разумеется, — кивнул золотоволосый. — Если я поставлю вас на одну ступень со слугами и рядовыми солдатами, отец Еннете обидится.

— Давайте обойдемся без шуток.

Тинхарт не ответил, вслед за стражем свернув в светлый непримечательный коридор.

Отступать было поздно. Инквизитор нахмурился, поправил воротник и зашагал рядом с Витолью. Девушка одобрительно улыбнулась, взяла его под руку и сделала вид, что так оно и надо.

Очень скоро впереди показались двустворчатые двери, покрытые сложной резьбой. Проводник-эльф толкнул правую створку, вошел в скупо освещенный зал с единственным — витражным — окном. Там, подслеповато щурясь, сидел беловолосый… мальчишка. Он был на порядок младше всех своих посетителей — никак не больше пятнадцати, от силы — шестнадцати лет. Единственным доказательством высокородного происхождения служил серебряный венец, украшенный мелкими, словно водяная пыль, сапфирами.

— Ваше Величество. — Страж преклонил колено. — Вы в порядке?

Эльфийский король поднял голову и расправил плечи. Равнодушно посмотрел на графа, затем — на принцессу. Альтвига тоже на мгновение ожег его взгляд. Усталые зеленые глаза с покрасневшими веками могли принадлежать древнему, как мир, старику, но никак не юноше с безупречными, почти детскими чертами лица.

— В порядке. Проследи за подготовкой к церемонии, Эннэлейн.

Эльф поклонился и попятился к выходу. Тинхарт, наоборот, сделал три шага вперед и протянул королю расправленную ладонь:

— Здравствуй, Тиэль.

— Здравствуй. Я рад, что ты все-таки пришел.

— Извини, — потупился граф. — Мы были в пути и не могли следить за последними новостями.

Ильтаэрноатиэль промолчал. Инквизитор отметил, что плечи у него слегка дрожат. Настолько слегка, что если специально не присматриваться, ничего и не видно.

— Вы удачно прибыли, — глухо произнес остроухий. — Случайно, но удачно. Спасибо.

— Я буду рядом с тобой, — пообещал Тинхарт. — До конца.

Витоль невесело улыбнулась:

— И я. Мы тебя ни за что не бросим.

— Спасибо, — повторил эльфийский король. И, поднявшись, добавил: — К сожалению, сейчас я не в силах принять вас по всем правилам. Меня ожидают подданные. И…

— Мы понимаем. Веди.

Альтвиг вздохнул и сделался замыкающим печальной процессии. На него не обращали внимания, что было непривычно, но приятно.

Они миновали несколько залов, коридоров и лестничных пролетов. Ильтаэрноатиэль шел, будто в полусне: медленно, неуверенно, почти полностью сомкнув веки. Тинхарт держался справа от него. Инквизитору подумалось, что он надеется уберечь остроухого от падения, если тот — упаси Боги — споткнется.

Во внутреннем дворе замка собралось немало народу. В основном эльфы, но были и люди, и стаглы, и даже инфисты. Три крылатых фигуры замерли под березой, и Альтвиг принял бы их за скульптурное произведение, если бы одна не пошевелила острыми коготками. Общее внимание сосредоточилось на постаменте, где среди ровных вязанок хвороста лежало мертвое тело.

Дочь эльфийского короля походила на отца всем, кроме формы губ: тонких бескровных — у него и пухлых чувственных — у нее. После смерти девушку нарядили в белоснежное платье, а волосы заплели в косы, украсив красными маками. Создавалось впечатление, будто она уснула и вот-вот распахнет глаза — наверняка такие же зеленые и древние, как у Ильтаэрноатиэля.

Остроухий склонил голову и заговорил — тихо, но его каким-то чудом слышали все. Сначала — по-эльфийски, а потом на всеобщем:

— Судьба любит забирать у нас тех, кем мы дорожим больше всего на свете. Прощай, Миленэль, и пускай путь тебе укажут звезды. Hanne na lien.

Часть его речи Альтвиг понял, но многие фрагменты — в том числе и последняя фраза — требовали перевода. Парень обратился за ним к Тинхарту, но тот раздраженно цыкнул и показал, что сейчас надо вести себя тихо.

Эльфийский король поднес руку к постаменту. На кончиках тонких пальцев вспыхнуло пламя — синее, как свечи покойников, и мгновенно поджегшее сухой хворост. Оно оградило мертвую девушку от посторонних взглядов, а когда исчезло, ее уже не было — только черный пепел лежал на обугленных камнях. Повинуясь желанию Ильтаэрноатиэля, этот пепел поднялся в воздух и занял место на крыльях ветра, унесших его в другие, менее опечаленные, края.

— Пойдемте. — Граф дернул инквизитора за рукав. — Церемония окончена, скоро начнутся соболезнования. Я их терпеть не могу.

— Понимаю.

Альтвиг тоже недолюбливал насквозь фальшивые слова, выражающие не уровень сочувствия, а попытку показаться хорошим. К сожалению, Тинхарт увел его недалеко — под ветви березы, где совсем недавно стояли инфисты. Инквизитор подобрал с земли черное маховое перо и спросил:

— Что значит «hanne na lien»?

— «Я люблю тебя», — пожал плечами Тинхарт. — Вы не знаете эльфийского, святой отец?

— Знаю, — возразил тот. — Поверхностно. А вы давно знакомы с господином Тиэлем?

— Давно. Я родился и вырос в Малахитовых Лесах. Потом меня, правда, забрала мать, и до двадцати трех лет я воспитывался в ЭнНорде. Но… — золотоволосый запнулся и почесал затылок: — В общем, там я не чувствовал себя дома.

— В Велиссии ходят слухи, что вы — сын главы дриадской долины.

— Почему сразу — слухи? — обиделся Тинхарт. — Госпожа Шеграна — это действительно моя мать. У нас с ней сложные отношения. В целом я ими доволен — она не поощряет излишнюю теплоту, но многому меня учит.

Альтвиг хмыкнул и приподнял ладонь, показывая заплаканной Витоли, что тоже ее видит. Девушка стояла рядом с Ильтаэрноатиэлем, вцепившись в его локоть и шмыгая носом. Она криво улыбнулась своим спутникам, вызвав у графа приступ тихого, мрачного, какого-то нездорового смеха.