Коллектив Миры Фэнтези - Новый Год - страшная сказка!

— Спасибо, — я безропотно взял плотный прямоугольник картона, хотя знал, что ни одному врачу вылечить мою боль будет не под силу.

Домой мы поехали утром: Надя в последнее время спала плохо, и мне не хотелось прерывать ее сон. Дома она могла уже не заснуть. Я просидел всю ночь у больничного окна, заглядывая в сердце снежному вихрю, раскинувшему сизые крылья над городом. Внизу проносились куда-то по своим делам суетливые автомобили, я смотрел им вслед и пытался угадать, кому и какие подарки они везут. Глупое занятие, но думать о своих проблемах было выше моих сил. Нормальная человеческая реакция.

Дома я постарался заняться обычной предпраздничной суетой. Продукты, коробки с елочными игрушками и гирляндами, подарки, звонки родственникам. Несмотря на плохое самочувствие, Надя в постели лежать отказалась наотрез. Была весела, приветлива, пошла на кухню и помогла приготовить салат; порезала палец, расхохоталась, обругала себя за неуклюжесть и убежала обрабатывать ранку перекисью. Я улыбался в ответ, обнимал за плечи, гладил отросший после химии ежик темно-русых волос, говорил ей, какая она у меня красивая. Говорил… и не кривил душой. Красивая, большеглазая, как испуганный олененок, она всегда была для меня волшебной феей из детского сна. В нашем дуэте она была первой скрипкой, примой, тянущей за собой меня, будто какой-то неуклюжий, низко гудящий контрабас. А теперь я несу на руках ее.

В гостиной бормотал телевизор: показывали какой-то новогодний концерт, благо, эфир в это время богат на подобные передачи. Никто не обращал на него внимания, но шумовой фон в квартире он создавал, полностью справляясь со своей функцией. Надя взяла с полки книжного шкафа увесистый альбом с фотографиями и стала их рассматривать, улыбаясь некогда остановленным мгновениям прошлого. Каждое фото было подписано ее рукой. Я присел, приобнял за талию, поцеловал в висок. Она провела тонкими пальцами по матовой поверхности фотокарточки.

— Ночевала тучка золотая, — прочитала Надя подпись под фото, спросила:

— Помнишь, какими мы тогда были счастливыми?

Я помнил. Помнил то утро. Как-то так получилось, что с вечера возле постели — рукой подать — лежала моя фотокамера. Проснувшись и оценив всю прелесть момента, я осторожно, чтобы не разбудить спящую у меня на груди Надю, сфотографировал нас с вытянутой руки. Не навечно, но надолго, я сохранил все: мою довольную улыбку, ее трогательную беспомощность — наше медовое, теплое счастье.

Что-то в Надином лице изменилось, она посмотрела мне в глаза и спросила:

— А она будет красивая?

У меня в горле застрял ком, но я, все же, нашел в себе силы спросить:

— Кто?

Надя светло улыбнулась:

— Та, которая займет мое место.

Я устало прикрыл глаза. Что я мог ей ответить? Что?! Что бы любой из вас ответил на это?

— Извини, — смутилась Надя, — глупость сморозила. Слушай! Давай поедем на дачу! Там настоящие ели, никого нет, даже этого дурацкого бормотальника, и речка рядом с домом. Можно слушать, как подо льдом перекатываются глубоководные течения. И смотреть на звезды. В городе совсем нет звезд!

А почему бы и нет? Я посмотрел на часы, время близилось к шести вечера. Вроде бы успеваем. Домик у нас был маленький, но очень уютный. С камином и стенами в древесной обшивке, с минимумом мебели и теплым ковром под ногами.

Сборы и погрузка заняли добрых полтора часа. Решили захватить немного «дождика» и коробку огромных красных елочных шаров; в пакеты отправилась и вся приготовленная еда. Оба знали, что есть ее ни я, ни она не станем, но раз решили устроить праздник, нужно быть последовательным до конца. Когда Надя уже ждала меня в нашем «круизере», я вспомнил про все еще включенный телевизор. Пришлось подниматься в квартиру еще раз.

По ящику шли какие-то новости сомнительного происхождения. Ведущий монотонно вел развлекательный блок, который должны иметь все уважающие себя новостные каналы, чтобы не дать окончательно утонуть зрителю в политических репортажах и финансовых комментариях.

— Уже несколько лет своеобразной новогодней традицией для предсказателей и ясновидящих стало объявление о грядущем конце света, — вещал диктор.

— На сегодняшний день пятеро экстрасенсов сообщили о якобы значительных пертурбациях в эфире высших сфер восприятия. Все пятеро независимо друг от друга сделали выводы о грядущем конце Вселенной…

На этом моменте я ткнул пальцем в кнопку питания, а сам со вздохом пробормотал:

— Конец света… Конец света, так его, разэтак… Мне бы ваши проблемы, придурки.

На место мы добрались около девяти вечера. Разложили привезенные с собой вещи, сервировали праздничный стол, зажгли свечи. Непогода за окном улеглась еще днем, и теперь на улице, куда не посмотри, простиралась пустыня, обрамленная дальним частоколом леса, нетронутая, девственно белая, залитая бледным лунным светом. Ночь стояла на удивление ясная, и высоко в небе, окруженный холодным сиянием, водил праздничный хоровод двурогий обломок месяца и мириады мерцающих звезд.

Я развел огонь в камине, скормил вяло сопротивляющейся Наде коктейльную вишенку и приготовился ждать чуда. Господи, как оно было мне сейчас нужно. Ну, хотя бы единственный раз в жизни. Именно сегодня. Потому что нет ночи более подходящей для чудес, чем ночь Новогодняя. Задумавшись, я не сразу сообразил, что Надя что-то говорит требовательным, чуть капризным голосом.

— Прости, что? — переспросил я.

— Хочу шампанского! Какой же Новый год без шампанского? Никакого!

Я укоризненно посмотрел на нее:

— Надя, тебе же нельзя! Врачи категорически запрещали…

Она саркастически улыбнулась:

— А ты оптимист. Думаешь, это повредит моему здоровью? Мне-то казалось, что хуже быть уже не может.

И действительно, и без того бледная кожа стала белее мелованной бумаги, а румянец на щеках казался свекольными пятнами, горевшими красным сигналом семафора. Руки были по прежнему холодными, ладони влажными, а всегда ясные серые глаза теперь будто поддернуло тусклой матовой пленкой.

— Ну, хорошо, хорошо! Я туда и обратно. А ты пока что отдохни, — сказал я, накидывая на себя дубленку.

Уходя, я неслышно шептал: «Я еще рядом, я еще здесь, и не хочу ее отпускать! Уйди, Костлявая! Эта ночь — наша. Еще наша!»

Вернувшись с бутылкой шампанского в руке, я с порога почувствовал неладное. Надина шуба висела на старой рогатой вешалке, сапоги стояли в углу прихожей, но самой Нади нигде не было. Я, как ошпаренный выскочил на улицу. Только сейчас я заметил, что в глубоком снегу запечатлелись четкие отпечатки ее босых ступней. Я бежал по этим следам, как сумасшедший. Я знал, куда они ведут.

Уже через минуту я выскочил на скользкий речной лед. Еще позавчера стояла последняя декабрьская оттепель, и лед ближе к середине стремнины заметно истончился, подернувшись сеткой трещин. Тоненькая Надина фигурка четко прорисовывалась на фоне белоснежных сугробов противоположного берега. Я пошел осторожнее, стараясь равномерно распределить вес, чтобы не проломить тонкий лед. В какой-то момент понял, что дальше мне нельзя — под ногами ощутимо похрустывало. Надя, которая была легче меня в полтора раза, высоко запрокинув голову стояла среди множества маленьких снежных смерчиков, которые срывал с замерзшей поверхности реки забияка-ветер, прямо над самой стремниной. Она смотрела на звезды. Нас разделяло добрых десять метров.