Рик Риордан - Затаившийся Оракул

— Чего?

— Э-э, я имею в виду, пошли!

Мы бежали вслепую, спотыкаясь о корни деревьев, через лабиринт ветвей и валунов. Когда мы достигли чистого ручья с покрытым гравием дном, я несколько замедлился и стал пробираться дальше, опускаясь по голень в ледяную воду.

Голос прозвучал вновь:

— НАЙДИ МЕНЯ.

В этот раз он был настолько громким, что пронзил лоб подобно железнодорожному костылю [6] Крупный гвоздь для скрепления рельс с деревянными шпалами. .

Я споткнулся и упал на колени.

— Эй! — Мэг схватила меня за руку. — Вставай!

— Ты разве не слышала?

— Слышала что?

— ПАДЕНИЕ СОЛНЦА, — прогудел голос. — ФИНАЛЬНЫЙ СТИХ.

Я рухнул лицом в ручей.

— Аполлон! — Мэг перевернула меня, её голос был полон тревоги. — Ну же! Я не смогу тебя нести!

Тем не менее, она пыталась. Она потащила меня через реку, браня и проклиная. С её помощью мне удалось подползти к берегу.

Я лежал на спине, дико уставившись на лесной занавес. Мокрая одежда была настолько холодной, что обжигала. Тело дрожало, как верхняя струна бас-гитары. Мэг стянула с меня мокрое пальто. Её куртка была слишком мала, но она набросила теплый сухой флис мне на плечи.

— Держись, — приказала она. — Прекрати паниковать.

Мой собственный смех прозвучал ломко:

— Но я-я слышал…

— ПОЖАРЫ ПОГЛОТЯТ МЕНЯ. ПОТОРОПИСЬ!

Голос раскололся на хор возмущённых шёпотов. Тени становились длиннее и темнее. От одежды повалил пар, пах он вулканическими испарениями Дельф.

Часть меня хотела свернуться в клубок и умереть. Другая — подняться и бежать за голосами, найти их источник. Но я подозревал, что, если попытаюсь, мой рассудок покинет меня навсегда.

Мэг что-то говорила, трясла за плечи и прислонила лицо так близко, что собственное отражение уставилось на меня со стёкол её очков. Она со всей силы треснула меня, и я смог расшифровать слово: «ВСТАВАЙ!»

Каким-то образом я сделал это. Потом согнулся и меня вырвало. Меня не рвало веками. Я и забыл, как это неприятно.

Следующее, что помню: мы плетёмся вместе, Мэг практически тащит меня на себе. Голоса шептали и спорили, отрывая и унося последние частички моего ясного сознания куда-то в лес. Вскоре от него осталось совсем ничего. В этом не было никакого смысла. Я с таким же успехом мог блуждать по лесу и сходить с ума. Идея показалась забавной. Я захихикал.

Мэг заставляла меня идти дальше. Я не разбирал слов, но её тон был настойчивым, упрямым и достаточно гневным, чтобы пересилить ее собственный страх. Моему трещащему сознанию казалось, что деревья с неохотой расступаются и открывают путь прямо из лесу. Вдалеке показался лагерный костёр, раскинулся луг.

Меня вдруг осенило, что Мэг разговаривает с деревьями, прося их уйти с дороги. Идея была настолько нелепой, что в тот момент казалась смешной. Судя по исходящему от одежды пару, меня лихорадило, температура поднялась до 41 градуса по Цельсию. Я истерически хохотал. Мы выбежали из леса и направились к костру, возле которого сидели и готовили сморы [7] С’мор или смор (англ. S’more от англ. some more — «ещё немного») — традиционный американский десерт, который едят в детских лагерях обычно по вечерам у бивачного костра. S’more состоит из поджаренного маршмэллоу и куска шоколада, прослоенных в два куска крекера «грама». около десятка подростков. Увидев нас, они вскочили. В своих джинсах, зимних пальто и висящим по бокам оружием, они были самой суровой толпой, жарящей маршмэллоу, которую мне доводилось видеть.

Я усмехнулся:

— О, привет! Я Аполлон!

Мои глаза закатились, и я отключился.

МНЕ СНИЛОСЬ, ЧТО Я СНОВА ЛЕЧУ по небу в своей золотой колеснице. Сейчас она была в виде Мазератти с открытым верхом. Я летел один, сигналя реактивным самолетам, наслаждаясь холодом стратосферы и распевая свою любимую песню Alabama Shakes «Rise to the Sun».

Я думал о том, что неплохо бы превратить свой Феррари Спайдер в беспилотный автомобиль от Google. Тогда бы я мог достать лютню и сыграть ослепляющее соло, которое заставило бы Бриттани Ховард гордиться мной.

Но тут на пассажирском сидении появилась женщина:

— Ты должен поторопиться, парень.

Я чуть с солнца не свалился.

Моя гостья была одета как Ливийская королева (я в этом разбираюсь, встречался с парочкой таких). Ее платье было украшено черным, красным и золотым цветочным орнаментом. Ее длинные темные волосы украшала тиара, которая была похожа на изогнутую миниатюрную лестницу — две золотые линии, переплетенные с серебряными. Ее лицо было зрелым, но статным, как у благожелательной королевы.

Так, тогда это точно не Гера. Тем более, Гера никогда не улыбалась мне так доброжелательно.

Кроме того,… эта женщина носила большой металлический символ мира вокруг своей шеи, что совсем не было похоже на Геру.

Я был уверен, что знаю ее. Она была очень прекрасна, хоть и походила на древнюю хиппи. И я подумал, что мы, должно быть, родственники.

— Кто ты? — спросил я.

Ее глаза вспыхнули опасным золотом, как у дикой кошки.

— Следуй за голосами.

У меня появился ком в горле. Я попытался мыслить рационально, но мой мозг будто пропустили через блендер.

— Я слышал тебя в лесу. Ты… ты произносила пророчество?

— Найди врата, — она схватила мое запястье. — Прежде всего ты должен найти их, врубаешься?

— Но…

Женщина растворилась в пламени. Я отдернул запястье и схватил руль, так как колесница нырнула вниз. Мазератти превратился в школьный автобус — его я использую только тогда, когда нужно перевозить большое количество людей. Салон автобуса был заполнен дымом.

Где-то позади меня гнусавый голос сказал:

— Любым способом найди врата.

Я взглянул в зеркало заднего вида. Сквозь дым я увидел представительного мужчину в пурпурном костюме. Он развалился на заднем сидении, где обычно сидят всякие смутьяны.

Гермес обожает сидеть сзади… но это был не Гермес.

У него была слабовыраженная челюсть, огромный нос и борода, которая росла вокруг его двойного подбородка, как ремешок от шлема. Волосы его были темными и кудрявыми, точь-в-точь как мои, за исключением того, что не выглядели так стильно растрёпано и пышно. Его губы скривились, будто он почувствовал неприятный запах. Возможно, это из-за горящих сидений автобуса.

— Ты кто? — крикнул я, отчаянно пытаясь увернуться от неизбежного падения вниз. — Что ты делаешь в моем автобусе?

Мужчина улыбнулся, но это не прибавило его лицу красоты.

— Мой собственный предок не узнает меня? Обидно.

Я попытался вспомнить его. Но мой проклятый смертный мозг был слишком маленьким и неподатливым. Для него четыре тысячи лет воспоминаний были настоящим балластом.