Айя Субботина - Простокровка из Дра'мора

Кулгард достал из кармана пригоршню монет и небрежно швырнул их на стол. Гаст тут же сгреб добычу.

– Погодите, – девушка будто очнулась от наваждения, возмущенно уставилась сначала на одного, потому на другого, – вы что – спорили, уйду я или останусь?!

– На это и на многое другое, – подтвердил гаст. Обогащение сделало его разговорчивее, он даже стянул с головы капюшон, обнажил свои рыжие торчащие во все стороны лохмы. На вид они казались жесткими и неопрятными, как старая половая щетка.

– И на что же еще насчет меня вы поспорили?

– Если мы скажем – спор будет нечестным.

То есть говорить условия – нечестно, а биться об заклад на чужую судьбу – это нормально? Именно когда она начала думать, что вряд ли удивится чему-то еще, эти бесстыжие проклятокровные преподнесли новый сюрприз.

Нет, нельзя так скоро расслабляться и принимать происходящее вокруг, как должное. Она только переступила порог нового для нее мира, и впереди ожидает много, очень много открытий. Причем неприятных, надо думать, ожидает куда больше.

Девушка подбирала слова, чтобы дать достойный ответ, когда появился Эашу с полной тарелкой еды. Вполне ожидаемо, основную ее часть составляли мясные блюда, причем очень слабой прожарки. Гарниром служили какие-то темно-красные стручки, напоминающие мутировавшую спаржу.

Марори и думать забыла о споре и обиде, тут же схватила вилку, нож и отрезала внушительный ломтик от куска мяса. Слабая прожарка – это сказано очень слабо: из отбивной сочилась кровь. Девушка задержала вилку в сантиметре от куска. Компания за столом любопытно ожидала ее решения.

– Это что, тоже спор? – предположила она.

Молчание. Если они и спорили, то не собирались признаваться в этом. Эашу делано погрозил товарищам кулаком, потом погладил «свою цыпочку» по волосам, словно малого ребенка, и в самое ухо шепнул, что если она не поест, то ему придется кормить ее самому. Девушка тут же сунула мясо в рот и, не разжевывая, проглотила. Плохая идея. Следом пришлось влить в себя полстакана воды, чтобы протолкнуть вставшую комом еду. Второй кусок она все-таки прожевала, а следом и третий. От вкуса крови сделалось плохо, но голод и упрямство одолели тошноту. К счастью, красные стручки оказались действительно каким-то гибридом спаржи, и вперемешку с гарниром мясо пошло лучше.

– Моя цыпочка, – Эашу с триумфальным видом постучал пальцем по столу, в ответ все остальные скинулись ему выигрышем. – Я знал, что ты меня не разочаруешь. Держи, заработала.

Он вложил ей в ладонь монету. Марори с удивлением обнаружила, какая она тяжелая. Темная, то ли из камня, то ли из железа, то ли из какого-то совершенно другого, неизвестного ей материала, монета оказалась гладкой и теплой. С одной ее стороны была скрученная а-ля уроборос надпись, с другой – мудреная пентаграмма.

«Может быть.»

От пришедшей мысли, Марори стало не по себе. С другой стороны, она ничего не теряет, но может получить значительно больше.

– А я могу предложить спор? – спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно. Младший дьявол хохотнул, брови гаста удивленно поползли вверх.

– Это не запрещено?

– И на что же хочет спорить моя цыпочка? – Заинтересованный Эашу на время даже перестал ее тискать.

Марори повертела монету перед глазами. Ее воображаемое отражение в зеркальной грани махало руками и беззвучно требовало одуматься. С кем она, простокровка, вздумала спорить? С демоном и дьяволом, чья природа есть чистейшая суть обмана и хитрости; с гастом, которого и за руку не схватить без должной сноровки; с инкубом, мастером навевать другим угодные ему мысли и желания?

– На то, что продержусь до конца Третьего круга, – выпалила на одном дыхании. Несуществующее отражение в зеркальной глади сокрушенно махнуло рукой, показало спину и растворилось.

– Смелая, но очень глупая цыпочка, – Эашу выглядел разочарованным. – Прости, милая, но здесь я точно против тебя.

Парни принялись бурно обсуждать сроки, а Марори тем временем разделалась с еще одним ломтем мяса, благо от ужаса начисто перестала чувствовать вкус еды.

– Ставлю сотню эспер, что она сбежит через три месяца, – озвучил ставку гаст.

– Две сотни на пять, – без особого азарта поднял младший дьявол.

Инкуб развел руками, изображая фальшивое раскаяние, поднял до трех сотен и шести месяцев.

– Мне безумно хочется увидеть мою цыпочку наряженной к Балу Равновесия, но. – Эашу погладил девушку по голове, и его змеиные глаза тут же плотоядно сверкнули, зрачки вытянулись в ниточки, – ты ведь и так покажешься мне во всей девичьей прелести?

Марори, как ни клялась себе больше никогда и ни за что не реагировать на его сальные подначки, снова залилась краской. Что за хлыщ, как бы его отвадить?

Демон Кулгард мрачно обозвал всех безмозглыми идиотами.

Таким образом, получалось, что ей достаточно продержаться хотя бы полгода, чтобы выиграть приличную сумму. Марори не смыслила в тонкостях здешних расценок, но чутье подсказывало, что выигрыш будет приличным. Правда, она рассчитывала выиграть что-то большее, чем деньги. Уважение, например.

– А что поставишь ты?

Вопрос гаста (остальные звали его Ниваль) застал Марори врасплох. Действительно, а что поставит она? Денег у нее нет, кроме мизерных личных сбережений, на которые она планировала худо-бедно существовать. Нет и других равносильных по ценности вещей. Что простокровка может предложить проклятокровным существам, искушенным во множестве пороков?

За нее ответил приглушенный, болезненно шелестящий голос.

– Она может поставить душу.

Девушка повернулась, чтобы взглянуть на хозяина голоса, а вместо этого наткнулась на закутанную в черные лохмотья сухую сгорбленную фигуру. Из темноты надвинутого до самого носа капюшона на нее посмотрели два тускло-серых огонька. По спине девушки пополз страх, она невольно шарахнулась в сторону на радость Эашу, в объятия которого как раз угодила.

– Крэйл? – будто не веря собственным глазам, спросил гаст Ниваль.

Фигура в лохмотьях придвинула свободный стул, развернула его спинкой к столу и оседлала, будто коня. Он носил драные кожаные перчатки, фаланга одного пальца торчала в сторону, будто после неправильно сросшегося перелома.

– Вроде в последний раз меня звали именно так, – прохрипел голос. Он мог принадлежать столетнему старику, но никак не ровеснику парней за столом.

– Выглядишь хреново, – сказал Кулгард в свойственной ему безучастной манере.

– Бывало и хуже, – отозвался голос. И тут же вернул разговор в прежнее русло: – Так что с душой?

– Брось, ты же несерьезно, – отмахнулся инкуб.

Он старался казаться беззаботным, но пальцы крепче схватили плечо Марори, тело напряглось. Над столом повисло плотное, почти физически ощутимое напряжение.