Светлана Гольшанская - Десять тайн Охотника на демонов

Николас еще раз внимательно осмотрел кобольда и обнаружил большую кровоточащую рану у него на боку. Неведомый злоумышленник поступил очень умно: не скинул человечка прямо в воду, чтобы тот захлебнулся и умер, а ранил и привязал так, чтобы его кровь капала в воду, постепенно отравляя колодец.

Юноша ухватился за крюк, к которому был привязан кобольд, обрезал веревку и, стараясь не задеть рану, подхватил его за здоровый бок.

— Доставай! — крикнул Николас Эглаборгу.

Цепь заскрипела, наматываясь обратно на бревно, и они медленно поднялись на поверхность.

— Осторожно, у него кровь ядовитая, — предупредил Николас.

— Малыш, за что тебя так? — сочувственно спросил Эглаборг, помогая Николасу достать кобольда из колодца.

— Не знаю. Я убирался в светлице милой госпожи Уны, когда на меня напали и притащили сюда, — ответил еле живой кобольд, тяжело приваливаясь к стене колодца.

— Мастер Эглаборг, мастер Эглаборг, — к ним со всех ног бежал конопатый сын бургомистра. — Маме стало хуже!

Николас нахмурил брови:

— Что случилось?

— Не знаю, она кормила Лейва, а потом у нее началась лихорадка.

— Может, она выпила отравленной воды? — встревожено спросил Эглаборг.

— Думаю, что проблема вовсе не в этом. Отравленная вода — всего лишь отвлекающий маневр, вот только для чего? — задумчиво произнес Николас и бросил короткий взгляд на зеленые холмы. — Здесь столько вереска. Это должно быть что-то связанное с вереском.

— Я среди вересков живу. И я ребенка унесу, — нараспев произнес Свейн.

— Что?!

— Это считалка такая. Вы сказали про вереск, вот я и вспомнил, — пожал плечами мальчик.

— Да нет же. Ребенок, все дело в ребенке. Как же я раньше не догадался? — ахнул Николас. — Кобольд, скажи, когда тебя оглушили, кто-нибудь еще был дома?

— Нет, только малыш Лейв спал в своей колыбельке, — с готовностью ответил он.

— А какого цвета у Лейва волосы? — Свей и Эглаборг удивленно переглянулись.

— Что за странный вопрос? Светлые, как у всех детей госпожи Уны, — недоуменно пожал плечами кобольд.

Не теряя времени на объяснения, Николас помчался обратно в дом бургомистра.

— Уночка, Уна! Да что же это за напасть такая, — причитал Гарольд, крепко сжимая горячую руку своей жены. — Эглаборг, это ты?

— Нет, это Николас. У вас есть вересковый мёд?

— Мёд? — удивленно моргнул бургомистр. — Есть, но зачем он вам?

— Да не мне, а вашей жене. Напоите ее отваром с вересковым мёдом. Он снимет жар.

— Это Эглаборг сказал?

— Нет, это не отравление. Травник вам не поможет. Просто сделайте, как я говорю!

Гарольд поспешил на кухню за мёдом. Как только он ушел, Николас взял из стоявшей у изголовья кровати колыбельки малыша Лейва. Он тут же открыл свои большие темные глазки и улыбнулся охотнику беззубым ртом.

"Нечисть к нечисти липнет. О, боги, ну что же я такое думаю? Больше никогда не буду слушать единоверцев", — размышлял Охотник, разглядывая младенца.

— Эй, оставь моего сына в покое, — угрожающе прорычал появившийся в дверях с отваром бургомистр.

— Это не ваш сын. Это Подменыш, ребенок Дану.

— Ну что за бред. Какие еще Дану? — с этими словами разъяренный отец вырвал малыша из рук Николаса. Лейв тут же разразился громким криком

— Те самые, что живут в ваших холмах. "Я среди вересков живу. И я ребенка унесу"

— Это всего лишь глупая детская считалочка! — продолжал упираться бургомистр.

— Посмотрите сами, вы же все светловолосые и светлоглазые, а он нет. И он постоянно орет, потому что не принимает вас. И ваша жена заболела оттого, что кормила его. Это Подменыш. Вам глаза отводили все это время.

Как только эти слова были произнесены вслух, наваждение пропало. Бургомистр с ужасом увидел, что держит на руках чужого ребенка.

— Подменыш? Да как они посмели, эти нелюди! Где факел?! Сейчас я им покажу, как красть чужих детей, — грозно вскричал Гарольд, красный от возбуждения.

— Стойте! Вы так только хуже сделаете. Лейва еще можно спасти. Позвольте мне отнести ребенка на вересковый холм. Дану заберут его обратно и вернут вам Лейва. Я клянусь, я уговорю их. Только не огонь, прошу, — Николас никогда в жизни не говорил ни с кем с таким жаром. Он просто знал, что нужно убедить бургомистра отдать ребенка, во что бы то ни стало.

— Не огонь, говоришь? — успокаиваясь, переспросил бургомистр. На мгновение Николасу показалось, что бургомистр что-то для себя уяснил. — Ладно, но я пойду с тобой.

— Нет, лучше останьтесь со своей женой. Дану не выйдут, если я приду вместе с вами, — ответил юноша, умоляюще глядя на Гарольда.

— Хорошо, — скрепя сердце ответил тот и передал Охотнику орущего во все горло ребенка. — Но если что случится с моим мальчиком, ты мне головой за это ответишь!

Николас лишь коротко кивнул и побежал к холмам. На руках у юноши ребенок снова начал затихать. В закатных сумерках на вершине одного из холмов Николас увидел темную фигуру. Она шла к нему на встречу. Это была женщина. Невысокая, тонкая, как былинка, с алебастрово-бледной кожей. Длинные темные волосы волнами струились по ее стройным плечам. Из-под лилового платья выглядывали босые ноги. Николас с облегчением вздохнул, подходя к ней. Женщина протянула ему светловолосого, розовощекого малыша и забрала своего, нежно прижимая к себе ненаглядное чадо.

— Благодарю тебя, Охотник, — произнесла она тихим певучим голосом. — Я Эйтайни, королева Дану Лапии.

— Николас Комри, Страж Авалора, ну почти, — чуть засмущавшись, ответил юноша. — Зачем вы подменили этого ребенка?

Женщина грустно вздохнула и опустила глаза:

— Мой муж, Асгрим, завидует вашему роду. Наши дети очень слабы в первые месяцы жизни, они часто умирают до полугода. Мой первый ребенок не прожил и недели.

— Но это не причина, чтобы воровать чужих детей!

— Кому бы говорить, ведь твой отец не желал, чтобы ты появился на свет, — все так же печально ответила она, внимательно разглядывая его своими бездонными черными глазами.

— Что? — встрепенулся юноша.

— На тебе лежит печать мар. А мары приходят лишь за нежеланными детьми. Не сердись на моего мужа, он такой же глупец, как и твой отец. Когда родился Эйсмунд, и я была очень слаба, он решил подменить нашего малыша на здорового ребенка этих людей. Думал, что я ничего не замечу, но материнское сердце не так-то просто обмануть. Мне не нужен чужой ребенок, я люблю своего. И теперь он будет жить. Благодаря тебе.

— Но что я такого сделал? — все еще недоумевал юноша.

— Ты отдал ему свой свет, этого вполне достаточно. Вот возьми, это подарок. Отдай его своей возлюбленной, и ты никогда ее не забудешь, — королева Дану протянула ему чудную брошь из слоновой кости в виде веточек цветущего вереска.