Екатерина Елизарова - Путь в Эльдорис

— Огонь пронизывает все вокруг, просто прикажи ему показаться, — посоветовал Деззар. Я зажмурилась, пытаясь представить крупинки невидимого огня вокруг меня, а потом услышала треск, шипение и недовольное ворчание старика.

— И это, ты полагаешь, похоже на огненный шар?

Я открыла глаза и едва сдержалась от смешка. Все и до того смуглое лицо Старейшины было покрыто толстым слоем черной сажи, из которой выглядывали недовольные глаза.

— Простите, Деззар, — сказала я, улыбаясь. — Я не специально, честно. Кажется, карма все-таки настигла вас.

— Что?

— У вас есть понятие кармы? Закона причин и следствий? Вы не лучшим образом обошлись со мной тогда, на Совете, а теперь вот вам же и приходится учить меня и терпеть при этом кхм… некоторые неудобства.

Деззар проявил стойкость истинного Старейшины и ничего гадкого в ответ мне не сказал, только ушел на время, чтобы привести себя в порядок, а я, воспользовавшись неожиданным перерывом, решила привести в порядок свои мысли.

Я была здесь уже несколько дней и, конечно, провела эти дни не без пользы, но… картина происходящего на Эльдорисе не прояснилась нисколько за это время. Куда делись теперь и зачем пытались убить меня на Земле эльдорийские маги, охотившиеся за Эдом? Чем мешаю я коганцам, решившим откачать из полного магии и благоденствия мира всю его силу? Из-за чего именно начались неполадки с погодой еще раньше, и, если дело в чрезмерно накопленном эфире, то где его искать?

Вернувшегося Деззара я заметила не сразу, а когда заметила, увидела, что тот внимательно на меня смотрит и, судя по всему, тоже размышляет.

— О чем вы думаете, Старейшина? — спросила я. Мое отношение к нему успело порядком измениться за эти дни, и прежнего зла я на него не держала.

— О тебе, о чем же еще. Ты определенно перевернешь тут все с ног на голову.

— И вас это не радует?

— Радует-не радует. По-другому уже все равно не получится. Что ж, давай огненный шар снова. Только на этот раз с открытыми глазами и плавно.

В этот день Старейшина Деззар отпустил меня пораньше, чем удивил и обрадовал не только меня, но и Реглифа с Луной. Эти двое, ставшие неразлучными спутниками, встретили меня счастливым вилянием хвоста и мурлыканьем. Ужинали мы с ними вместе, по-походному устроившись под открытым небом. И не хватало нашей дружной компании только Лива, которого за этот день я так ни разу и не увидела.

Перед самым сном уже привычно разделяя потоки и экспериментируя с серым, я долго не могла оторвать взгляд от самого мощного и сияющего из всех — того, что принадлежал Ливу. Тоска сковала сердце. Я здесь. Я так близко и снова так далеко. Я назвала себя глупой собственницей и низкой эгоисткой, но так ничего и не смогла поделать с засевшими внутри чувствами и желанием быть рядом с ним. Беспрерывно и очень близко.

Потом я вспомнила о его Арлаине, данном обете и статусе мудрого Наставника и заснула, так ничего и не добившись по сути, в состоянии полного смятения и раздора в душе.

Ночью я ворочалась больше обычного и урывками сна слушала Лива, Деззара, Ивонга и Аманга, то сплетающихся в один образ Наставника, то разделяющихся на самих себя, и неизменно твердящих мне о внутреннем покое, без которого я не смогу добиться успеха в разрешении своей проблемы и овладении магией на должном уровне. Потом я судорожно искала этот самый покой, но никак не могла найти. И чем усиленнее я начинала искать, тем больше тревоги, жара и смятения разрасталось у меня внутри.

В момент, когда я в очередной раз проснулась и не успела еще тут же опять провалиться в сон, мне почудилось, что в отведенном мне закутке кто-то есть.

— У тебя жар, ати, — услышала я голос Лива и почувствовала его прохладные руки у себя на лбу. — Давай прогуляемся, а то я боюсь, что ты оставишь от палатки одни угольки.

— Это я могу, — сказала я, окончательно просыпаясь и радуясь этой возможности побыть с ним.

Мы вышли в темноту спящего лагеря, и, вдохнув свежий прохладный ночной воздух, я почувствовала, что с каждой минутой мне становится лучше.

«Если бы не вода, то воздух был бы подходящей для меня стихией», — подумала я.

Пройдя через весь лагерь, мы, к моему удивлению, вышли из него и направились к тому самому озеру, в котором я купалась. Лив держал меня за руку на протяжении всего пути, а потом, не отпуская руки, усадил на холмистый берег рядом с собой. Он поднял голову и некоторое время смотрел на звезды, а я смотрела на него.

— Тебе плохо, — сказал он и опустил голову. — А я боюсь снова потерять тебя, — все еще не смотря на меня, он крепко сжал мою руку.

— Я не уйду, Лив.

Он наконец посмотрел на меня, и успевшими привыкнуть к темноте глазами в блеклом свете звезд, отраженных в необычной воде, я увидела его, показавшиеся печальными и растерянными.

— Мне казалось, это только все усложнит, и никому не будет лучше. Потом, когда ты исчезла, я понял, как был неправ. Как отчаянно я желал тогда иметь еще хотя бы одно мгновение, чтобы ты могла услышать меня. А теперь я опять делаю то же самое!

— Лив… — прошептала я. Мне стало нестерпимо горько от того, что ему плохо, от запоздалого понимания, что ему во всей этой ситуации куда хуже, чем мне. Зачем слова, когда я и так знаю, что…

— Я люблю тебя, — сказал он и потянулся всем своим светом ко мне.

— И я люблю тебя, — прошептало мое сердце, приоткрывшись. В груди поднималась уже знакомая голубая волна, стремящаяся окутать его и сплестись воедино, но я лишь робко и нежно прикоснулась к нему, давая понять свои чувства, но не выпуская на волю их все.

Потом положила голову ему на плечо, закрыла глаза и поняла, что наконец обрела тот самый внутренний покой. Я не знала, как нам быть дальше и что делать с его обетом. Боялась напугать и оттолкнуть неосторожным прикосновением, но в душе моей наступил мир. Он тоже любит меня! А мне нет больше надобности скрывать то, что и так давно очевидно, пытаясь создать видимость дистанции. Этот мучительный барьер теперь разрушен.

Теплый свет струился от Лива прямо мне в сердце, а я притихла в его объятьях намного более робко, чем когда-то, и грелась в его лучах.

Мы просидели так до самого рассвета, не сказав больше ни слова и даже не пошевелившись, словно боясь спугнуть вдруг окутавшее нас счастье.

— Пойдем, а то Деззар поднимет весь лагерь на уши, если ты не придешь на занятие.

Грусть от того, что учит меня теперь не Лив, и мне снова придется расстаться с ним на целый день, кольнула, но тут же растаяла в лучистой улыбке Лива.

— Ты простишь меня за него?

— Он не так плох, — сказала я, поднимаясь.

— Это хорошо, ати, но больше никакого Деззара.

— Лив… ведь это, — я выделила «это», — не помешает тебе учить меня?