Урсула Цейч - Говорящий с ветром

Само собой разумеется, это не произвело на меня ровно никакого впечатления. Просто мне следовало изменить стратегию и работать быстрее.

Мне было сделано второе предупреждение.

И снова я не обратил на него внимания, зато удвоил усилия. День расплаты с богами приближался.

Но они меня опередили. Наложили на мою душу заклятие вечного страдания, как только я перейду Реку Душ. Душа моя была приговорена не знать покоя и познать ужас вечных мучений.

И тут я понял, что все-таки смертен. Тело мое, давно уже не юное, страдало. Я его не щадил, поскольку полностью погрузился в процесс творения, а теперь, придавленное заклятием богов, оно быстро распадалось.

Я был приговорен к смерти, чтобы на мою душу опустилась кара богов.

Я призвал на помощь Ура. Благодаря нашему кровному братству он мог почувствовать и услышать меня повсюду. Я велел ему привезти из Анкбранда моего сына.

Пока жизнь во мне угасала, я ждал избавления. Я знал, что телу моему пришел конец. Но душу свою с помощью Ура я еще мог спасти. Он не имел права мне отказать, потому что был связан клятвой: жизнь за жизнь.

На третий день я увидел, что он летит за мной — огромная золотисто-красная тень на фоне солнца. Он подхватил меня и понес в дикие земли, где находилось его жилище. На этой скале позже построили крепость Шейкур. Со временем он сделал там мощные укрепления, которые помогли мне укрыться от гнева Стражей.

Все это я воспринимал, словно смутные тени на фоне заката. Жизнь моя утекала как песок сквозь пальцы, удержать свою душу теперь уже я мог совсем ненадолго.

Итак, в Железных скалах, как они теперь называются, вдали от мирской суеты, дракон приземлился, осторожно спустил меня вниз и дал в руки моего сына.

Я почувствовал, что в жилах моих течет кровь Ура, именно она до сих пор мешала мне умереть. Но я догадывался, что дело близится к концу. Тело мое разваливалось на куски.

— Ты должен… взять мою душу… и перенести ее в моего сына… — прохрипел я. — Сделай… это… поскорее… пока… я… не умер.

Дракон подчинился, хотя и напомнил, что делает это только из-за того, что связан клятвой. Он наверняка надеялся, что я умру раньше. Но мы все еще были объединены кровью, которая продолжала меня подпитывать. У дракона не оставалось выбора: он не мог не выполнить моего приказания, хотя и пылал гневом, правда, беспомощным, потому что скрыться от меня не имел права.

Так мне удалось победить даже богов.

А потом я собрал остатки сил, в последний раз вздохнул и ощутил, как мне помогает Ур, удерживая на этой стороне благодаря нашему кровному союзу. Я взял на руки сына и в самый момент умирания невероятным усилием воли передал ему свою душу.

Она получила возможность не пересекать границу смерти. Проклятие потеряло смысл.

Таким образом, зародился народ шейканов.

— Теперь, мальчик мой, ты видишь, насколько важно, чтобы ты объединился со своим отцом, вместо того чтобы злокозничать против него? — В его голосе появилась настойчивость. — Я знаю, что он сделал с твоей матерью, но это ничтожная мелочь по сравнению с тем, о чем идет речь сейчас. Ведь я смогу продолжить свое дело и закончу его. Несмотря на Вечный Огонь, маги Альянса мне в подметки не годятся, потому что я все еще ношу в себе Materia Prima. Я могу положить конец этим ужасным войнам и оживить пропитанные кровью земли, пока не настал день Конвокации. При его непосредственном приближении я смогу сотворить долговременную защиту, и Эо превратится в вечно цветущую мирную планету, благоденствующую под моим недремлющим оком.

Горен отшатнулся. Он непрерывно думал о своем теле, представил его и сконцентрировал свою волю на том, чтобы в него вернуться.

Горен проснулся резко, без перехода, и несколько минут лежал не двигаясь. Сердце билось, как бешеное, грудь и лицо покрылись потом. Наконец он решился открыть глаза.

Царила глубокая ночь. Око Серебряного Ткача сегодня не открывалось, так что далекие звезды предстали во всей красе. Воздух был теплым и нежным. Догорающий костер тихонько потрескивал. Вокруг костра спали товарищи Горена.

Не в первый раз он позавидовал их возвратившейся беззаботности. Глупо было предполагать, что, сбежав из Долины Слез, он станет свободным. Ничего подобного! Он оставался пленником души Малакея и злого духа своего отца. Он никогда не сможет приспособиться к новой жизни.

Больше всего Горена пугала убежденность Малакея, что он действует во имя добра. Свои рассказы он умел строить, по своему желанию переставляя все с ног на голову. Старик совсем рехнулся, причем наверняка не в момент обнаружения Materia Prima, а гораздо раньше. Он на самом деле считал себя богом или даже выше! Его болтовня о совершенстве и мире не могла обмануть Горена: величайший алхимик всех времен был одержим не только жаждой власти, но и манией величия. Так же как и все маги Альянса. В день Конвокации он собирается прибрать к рукам высвободившиеся силы и заполучить власть, чтобы закончить свое творение, не боясь мести богов.

Малакей — это не меньшее из зол, а самое страшное из них. Ведь наверняка больше никому не удавалось на долгое время овладеть магическими и божественными силами. Маги Альянса свихнулись после обнаружения Вечного Огня, а разум Малакея из-за болотной лихорадки всегда был не в порядке. Похитив Materia Prima, он окончательно повредился рассудком и теперь сам себя рассматривал как Великого Спасителя Мира.

Горен ни в коем случае не должен допустить, чтобы душа Малакея обрела силу, иначе в день Конвокации древний маг сумеет захватить власть. А поскольку Руорим получит от этого огромную выгоду, Горен предельно четко сформулировал свою цель: удержать его, причем не столько из мести, сколько ради спасения Фиары, а может, и всего мира.

Малакей уже попытался объяснить Горену, что другого выхода у него нет. Но сам он в это не верил, да и мама решительно выступала против. Она постоянно повторяла, что выбор есть всегда.

Горен не мог больше лежать. Он был слишком взволнован из-за всего, что произошло, ему требовалось выплеснуть энергию, прочистить мозги, иначе он не выдержит.

Он тихонько встал и отошел подальше от костра. А потом побежал, внутренне крича от отчаяния, как будто таким образом хотел избавиться от своего мерзкого наследия. Он бежал, как бегал еще ребенком, когда его захлестывали чувства, когда по-другому не получалось.

Горен не обращал внимания на то, что творится вокруг, он вообще не думал, что здесь может быть кто-нибудь еще.

Неожиданно он столкнулся с фигурой, вставшей на его пути. Нет, вернее, он споткнулся об нее, потерял равновесие, упал на спину и от ужаса некоторое время так и лежал.