Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 3

- Сладкие вина не подобает пить столь благородной и мудрой волчице, не правда ли?

«Какие сладкие вина? Хоро, когда она в человеческом обличье, выглядит так, словно ей подобает пить лишь молоко с медом», - подумалось Лоуренсу, но он предпочел лишь согласно улыбнуться.

Несомненно, вкус вина пробудил в Хоро ностальгические воспоминания о родине.

Перед Хоро был вкуснейший ужин, подобным которому она не могла наслаждаться уже очень долгое время, но не это было причиной улыбки на ее устах.

Каким-то образом Хоро вдруг всей кожей ощутила, что Йойтсу совсем близко. Подобно юной деве, получившей нежданный подарок, она вся светилась улыбкой.

Лоуренс был не в силах оторвать взгляда от Хоро.

Его не волновало, что он может забыться, так вот на нее глядя, и подвергнуться затем ее насмешкам.

Все время, что Лоуренс был знаком с Хоро, он скрывал от нее легенду о том, что Йойтсу был давным-давно разрушен.

Из-за этого смотреть на невинную улыбку Хоро, вызванную воспоминанием о родине, было тяжелее, чем на слепящее солнце.

И тем не менее Лоуренс не мог разрушить с таким трудом достигнутое радостное настроение.

Чтобы не дать Хоро заглянуть в его мысли, Лоуренс не без усилий прогнал из головы всю грусть и улыбнулся Хоро, которая как раз потянулась за куском вареного карпа.

- Похоже, вареный карп тебе пришелся по вкусу.

- Да, я и не знала, что вареный карп… такой вкусный. Дай еще кусок.

Вареного карпа подали в большом горшке, который стоял далековато от Хоро, поэтому добавку ей клал Лоуренс. Всякий раз, когда он это делал, в его собственной деревянной миске прибавлялось луковиц. Похоже, Хоро не выносила лук даже в вареном виде.

- А где ты раньше ела карпа? Его мало где подают.

- Хмм? В реке, конечно. Карпов легко ловить, они такие неуклюжие.

Вот, значит, как. Хоро была в волчьем обличье, когда ловила рыбу.

- Никогда не пробовал карпа сырым. Каков он на вкус?

- Чешуя застревает в зубах, и костей слишком много. Я всегда завидовала птицам, которые глотали их целиком. Сырая рыба – это не для меня.

Лоуренс попытался представить себе, как Хоро впивается карпу в голову.

Карп был известен тем, что очень долго живет. Церковь считала его священной рыбой, но одновременно называла слугой дьявола. Поэтому в пищу карпов употребляли только на севере.

Конечно же, почитать карпа с его лишь немного большей, чем у человека, продолжительностью жизни, в краях, где живут волки, подобные Хоро, просто смешно.

- Да, пища, приготовленная людьми, хороша. Кстати, хороша не только готовка, но и вся рыба очень свежая, ее наверняка специально отбирали. Этот мальчуган Амати превосходно разбирается в рыбе.

- Он еще так молод, а уже торгует таким потрясающим количеством рыбы.

- А ты, наоборот… что у тебя в повозке?

Взгляд Хоро внезапно потяжелел.

- Э? Там гвозди. Как в этом столе… это не имеет никакого отношения к…

- Я прекрасно знаю, что там гвозди. Я имела в виду, что ты мог бы купить что-нибудь более впечатляющее. О, или тебя напугала неудача в Рубинхейгене?

Лоуренса это замечание немного рассердило, но, поскольку Хоро всего лишь высказала чистую правду, возразить ему было нечем.

Из-за собственной жадности он накупил оружия и доспехов на сумму вдвое большую, чем у него была; это привело к тому, что он оказался близок к полному разорению и к тому, чтобы провести остаток дней в рабстве. Кроме того, Лоуренс причинил большие неприятности Хоро, и из-за него она оказалась в очень постыдном положении.

Учтя все это, Лоуренс принял решение накупить гвоздей на четыреста серебряных монет Тренни – довольно осторожная покупка. Зато в результате он остался с неплохим запасом денег.

- Конечно, мои товары не столь привлекательны на вид, но они дадут нам неплохую прибыль. Кроме того, у меня в повозке не только непривлекательные предметы.

Хоро с щучьей костью в зубах по-кошачьи уставилась на Лоуренса, склонив голову чуть набок.

Лоуренсу пришла в голову гениальная фраза.

Чуть прокашлявшись, он раскрыл рот и громко заявил:

- У меня в повозке есть ты.

Прозвучало вообще-то довольно неестественно, но Лоуренсу казалось, что сказано прекрасно, и он не смог сдержать довольный смешок.

Однако когда он, все еще посмеиваясь и потягивая вино, глянул на Хоро, то увидел, что она перестала уплетать рыбу и сидит, изображая покорность судьбе.

- …Что ж, похоже, это самое большее, на что ты способен, - и она вздохнула.

- Эй, ничего с тобой не случится, если отнесешься с немного бОльшим сочувствием, знаешь ли!

- Если с самцом обращаться слишком мягко, он быстро избалуется. А если он привыкнет к такому обращению и его собеседнику придется раз за разом выслушивать одно и то же, как же это будет скучно.

- Эээ…

Решив, что смолчать сейчас никак нельзя, он попытался возразить:

- Ну хорошо же, с этого момента я…

- Дурень.

Лоуренс замолчал на полуслове.

- Сколько нужно денег, чтобы самец себя нормально вел?

- …

Наморщив брови, Лоуренс принялся безмолвно потягивать вино; но волчица не желала выпускать свою жертву.

- Кроме того, когда у меня грустный вид, ты ведь хочешь быть со мной ласковей, да?

Глядя на невинно улыбающуюся Хоро, Лоуренс не мог найти что сказать.

Хоро была просто-напросто слишком хитрая.

Все, что оставалось Лоуренсу, – возмущенно смотреть на Хоро; та ответила самой великодушной из своих улыбок.

***

К тому времени, когда Лоуренс и Хоро закончили наконец свой давно предвкушаемый полноценный ужин и вернулись в комнату, улицы близ постоялого двора наконец затихли.

Несмотря на то, что к их приезду в Кумерсон солнце уже садилось, степень буйства городских улиц превзошла все ожидания Лоуренса.

Не наткнись они на Амати, Лоуренс, вне всякого сомнения, был бы вынужден обратиться в иностранное отделение своей гильдии с просьбой о помощи в поиске комнаты. А в худшем случае ему с Хоро пришлось бы остановиться в самом этом отделении.

Повсюду на улицах Кумерсона виднелись непонятные соломенные чучела и деревянные статуи. Не только улицы, даже самые узкие проулки были забиты толпами зевак, движущихся следом за скоморохами и музыкантами.

На большой площади в южной части Кумерсона по-прежнему работал рынок – в эти дни он закрывался намного позже обычного. Площадь буквально кипела жизнью; ничего удивительного, ведь сейчас было время городской ярмарки. Даже ремесленники, которым вообще-то было запрещено продавать товары собственного изготовления, выставили лотки вдоль больших улиц, примыкающих к площади.

Лоуренс открыл окно, чтобы охладить свое тело, которое после крепкого спиртного, казалось, все горело. В лунном свете он увидел, что некоторые из уличных торговцев начали наконец-то сворачиваться.