Гольшанская Светлана - Нетореными тропами. Часть 1. Страждущий веры

Между стволами сосулек вниз головами висела стая летучих мышей, укутанных в кожистые крылья. Брат опустил факел, боясь их потревожить.

— Тогда хоть поедим, — предложила я, наблюдая за капающей водой. Не удержалась и потрогала салатовое пятнышко. От моего пальца тоже пошли круги.

Вейас достал из седельной сумки два куска солонины, завёрнутых в овсяные лепёшки. Есть на самом деле не хотелось, но один кусок пришлось взять, чтобы не слушать нотации. Брат уселся, подперев собой стену, и принялся сосредоточенно жевать, пока я в задумчивости щипала лепёшку и разбрасывала крошки вокруг себя.

— Чего не ешь? — хмуро спросил Вей, расправившись со своей долей. — Выкладывай уже, что тебя гложет.

— Помнишь, в истории говорилось, что здесь нам должен открыться лик Истины? Мы идём уже так долго, и ничего не происходит. Всё слишком легко.

— Так и замечательно, что никого здесь нет, кроме поганых летучих грызунов. Перестань уже верить в эти россказни, как сопливое дитё!

Я обиженно засопела, принялась давиться лепёшкой и заглотила побольше воды из фляги. От солонины жажда мучила дико.

— Идём, — не дожидаясь, пока я закончу, брат двинулся дальше.

Пришлось быстрее вытирать рот и снова спешить следом. Минуло ещё несколько часов однообразной дороги. Я зевала на ходу и ни на что внимания не обращала. Думала только о том, как поскорей выбраться наружу и поспать хотя бы пару часов, пускай даже под холодным сиянием звёзд уходящей осени.

Вейас замер, и я со всего маху налетела на его спину.

— Что стряслось? — спросила, потирая ушибленный нос.

— Развилка, — Вейас перевёл факел вначале на большую галерею, уходящую влево, а потом на меньшую — вправо.

— Но в сказании о развилке ничего не было!

Легенда об Апели, вероятно, сильно исказилась за время, что передавалась из уст в уста. Умом я это понимала, но с досадой ничего поделать не могла.

— Конечно, не было. Через пещеру же шёл слепой, поэтому никакой развилки не увидел.

— Должны были увидеть другие! Что теперь делать? Не возвращаться же обратно.

Вейас повёл плечами. До перевала далеко, сезон бурь вот-вот начнётся — точно убьёмся на скользких камнях.

— Попробуем наугад, — выдал брат. — Ты у нас удачливая, так что и выбирать тебе.

— Чтобы всю вину потом на меня спихнуть?

Паршивец похлопал глазами и улыбнулся. Что ж, делать нечего: баб всегда к медведям первых отправляют. Женская доля, демоны её побери! Я потопталась на месте и безо всякой уверенности шагнула в меньшую галерею. Она показалась мне более уютной. Послушная лошадка привычно ступила следом.

— Погоди, я метку оставлю, чтобы не заблудиться.

Вейас поднял с пола камень и выцарапал на скале у прохода крест. Земля под ногами задрожала. Моя лошадь испуганно всхрапнула и взвилась на дыбы. Поводья обожгли ладони.

— Лайсве! — закричал Вейас.

Я упала, выпустив лошадь. Грохоча, с потолка посыпались камни. Я прикрыла голову руками и больше ничего не видела.

Кромешная тьма. Ни огонька, ни звука рядом.

— Вейас!

Ответило лишь разнёсшееся гулом эхо.

Я умерла? Стала тенью на том берегу Сумеречной реки и буду бродить здесь, не узнавая родных, в полном одиночестве до скончания времён! Страх точил сердце ледяными когтями, по спине катились струйки пота. Кряхтя, я приподнялась на локтях и села, упёршись в бугристую стену. Надо успокоиться. Что там говорили древние мыслители? Я чувствую, значит, существую. Содранные коленки и локти саднят, с разбитого лба течёт кровь. Я жива! Пока…

— Вейас! — позвала ещё раз — не помогло.

Надо куда-то идти, кого-то искать, но без факела я запнусь об камень и размозжу себе голову. Страх затаился на время, но я ещё ощущала его ледяное дыхание на затылке. Это мешало думать. Душили всхлипывания, по щекам текли солёные ручейки. Ведь не хотела я плакать вовсе! Утёрла лицо рукавом и заставила себя подняться, придерживаясь за стенку. Шагнула вперёд, осторожно проверяя ногой пол. Ещё шаг, и ещё. Обострившийся в темноте слух уловил глухое рычание. Рокот водопада? Не может же здесь медведь спать в самом деле. Охрани, милостивый Дуэнтэ!

Мелькнул огонёк, как отсвет факела.

— Вейас? Вейас, погоди, я здесь!

Огонёк удалялся. Не хотелось оставаться одной в темноте. Я побежала следом, спотыкаясь и сбивая ноги о камни. Снова упала! Думала, точно голову проломлю, но меня подхватило рыжее пламя. Я подняла голову и уставилась в синие глаза-блюдца.

— Ты вернулся за мной?

Руки закопались в лохматую гриву. Огненный зверь заурчал и опустил меня обратно на пол. Света от его шерсти было намного больше, чем от факела. Теперь я видела пол и стены на несколько саженей впереди. Как в своём давнем сне я взобралась зверю на спину. Он помчался по петляющему тоннелю. Всё сливалось в тёмную полосу, оставалось лишь ощущение скачки, бьющего в лицо воздуха и пелены слёз на глазах. Тугие мышцы перекатывались подо мной, взведённой тетивой натягивалась спина и выстреливала семиаршинными прыжками. Так быстро и мощно! От восторга спирало дыхание.

— Больше я тебя не отпущу, слышишь? — я уже не соображала, что и кому говорю.

Зверь замер посреди огромного зала, изукрашенного искристыми самоцветами. По бокам рос лес из каменных колонн, сводов не было видно. Зверь сделал несколько шагов и лёг у расстеленных на полу шкур: медвежьих и волчьих. Я скатилась по плюшевому боку и распласталась на них. Зверь навис надо мной, заглядывая в глаза. Всё существо наполняла нега. Разум отдалился в глубины сознания, тело действовало само. Я обняла зверя за шею и поцеловала мохнатую морду. Как же приятно: касаться его щекочущей шерсти, прижиматься теснее. Пламя перетекало в меня — я чувствовала его под кожей. Впервые кто-то так щедро делился со мной теплом и силой. Тело пленили судороги удовольствия. Я утопала в огненном море, от пяток до макушки, всеми свои чувствами и мыслями в нём. Больше меня не существовало — было лишь колыхающееся в беспрестанном танце пламя. Повсюду!

Увядшие лепестки опали и истлели. Я лежала посреди шкур нагая, ощущала вспотевшей кожей холод. Пусто и одиноко внутри.

— Зверь! Зверь! — взывала я, но без толку.

Он исчез. Теперь, должно быть, навсегда.

Живот скрутило и начало распирать. Внутренности сжимались и рвались наружу. Вспышки непереносимой боли то повторялись через каждое мгновение, то затухали, и я погружалась в полудрёму. И снова разрывалась на части. По ногам заструилось что-то вязкое, липкое. Стремящееся освободиться от бремени тело разверзалось пополам. Оттуда, из самой сердцевины на свет выбиралось нечто жуткое, беспроглядное.

Я лишилась чувств. Когда пришла в себя, полностью одетая лежала у костра, на котором кипел котёл. Похоже, у меня снова было видение. Ласковая ладонь провела по щеке. Вейас? Наверное, он переживал. Я повернула голову. Это был кто-то другой. Сгорбленный, ветхий и тёмный, будто сотканный из ночи. Та самая вёльва, которая помогла нам с братом изменить судьбу!