Гольшанская Светлана - Нетореными тропами. Часть 1. Страждущий веры

— А как дочь короля оказалась одна ночью в дне пути от дворца?

Она будто специально подстроила, чтобы мы её спасли.

— Наследная принцесса, — Эйтайни попыталась взять меня за руку, но я отшатнулась. Она поняла свой промах и отодвинулась. — Я поругалась с отцом. Он приводил ко мне женихов, один другого нелепее. Я всем отказывала. Тогда отец рассвирепел и сказал, что если я не найду себе мужа до конца дня, то должна буду убраться с его глаз долгой. Вот я и ушла. Хотя, наверное, была неправа, раз едва не угодила под копыта ненниров в самом начале пути. Нужно вернуться и попросить прощения.

Я обняла руками колени и задумалась. Если бы я сдалась после первой трудности, то никогда сюда не добралась бы. Вернулась бы в Ильзар, вышла замуж за Йордена и умирала бы со скуки в его родовом замке в степях, опасаясь лишь смертельной порции яда на завтрак. Действует быстро и не оставляет следов. Нет уж, надо идти вперёд, как бы там ни было. Хотя иногда мне казалось, что, смирись я со своей участью, всем стало бы лучше.

— Почему молчишь? Где хоть капля сочувствия? — туата с вызовом смотрела мне в глаза. — Ты же должна понимать меня, как никто другой.

— Как ты догадалась? — спросила я упавшим голосом.

Она слишком хитрая, она заведёт нас в погибель.

— От тебя пахнет не как от мужчины, ты двигаешься и разговариваешь не как мужчина. Ты насторожилась, а мужчина попал бы под мои чары и успокоился, как твой брат.

Я снова потянулась за мечом, но Вейас упреждающе положил руку мне на плечо:

«Если мы причиним ей вред, то нарушим перемирие, которого орден добился с таким трудом».

Когда это он стал печься о делах ордена?

— Мы проводим вас, принцесса, это такая честь, — Вейас учтиво облобызал подставленную ручку.

Меня вот-вот стошнит!

— На мою сестру не обижайтесь. Она робеет в присутствии монарших особ, к тому же вы так легко разгадали её тайну.

Я не робею! Нет, бывает, конечно, но не перед вшивой демоницей!

Эйтайни одарила меня снисходительной улыбкой, от которой захотелось взвыть и залезть на дерево. Я принялась ворошить дрова в костре, чтобы разжечь опавшее пламя посильнее. Брат перешёптывался с Эйтайни, они о чём-то хихикали, а я чувствовала себя изолированной от них и от всего мира. Никогда так остро не ощущала своё одиночество.

— Что за тайну ты хотел мне открыть? До того как напали ненниры, — напомнила я о себе.

— Сейчас не место и не время, — вымучено ответил брат. — К тому же мы не одни.

— Мы могли бы отойти за деревья.

— Поздно уже. О таких вещах надо на свежую голову разговаривать, — брат смотрел куда угодно, только не на меня. Момент упущен. Жаль. — Ложись-ка лучше спать: завтра предстоит долгий переход.

Хочет избавиться от меня, чтобы продолжить миловаться с туатой? Что ж, не стану облегчать им жизнь.

Я упрямо ворошила головешки, подкидывала хворост и даже пару дровишек нашла.

Вспомнились отец и нянюшка. Дома, когда Вейас меня бросал, я всегда могла выплакаться у них. А здесь нет никого, кто бы встал на мою сторону. Именно поэтому хотелось вернуться, а не из-за опасностей и тягот долгого пути. Я бы всё вынесла, если бы рядом был кто-то близкий.

— Тебе стоит прилечь, — я вздрогнула, когда рука туаты опустилась мне на плечо. — Ты выглядишь измождённой.

Кожу на висках защекотало от мягкого прикосновения. Голова отяжелела. Я будто с высоты ухнула в тёмную бездну.

Лайсве осела на землю и погрузилась в колдовской сон. Вейас поднял сестру на руки.

— Не бойся, она не проснётся до утра, — Эйтайни заговорщически подмигнула.

Он отнёс Лайсве под навес и уложил на постель из еловых лапок, застеленную потрёпанным одеялом с десятком латок. Лайсве так тщательно за всем следила, даже когда в этом не было необходимости. Вейас подложил ей под голову сумку и укутал в дорожный плащ. В темноте едва удавалось различить черты её безмятежного лица. Такая нежная, чистая, она бы не поняла его чувств, испугалась, осудила. Он и сам себя осуждал. Это так больно — быть рядом и не мочь прикоснуться, высказать, что на сердце. Оттого Вейас и волочился за каждой встречной юбкой, но после плотских утех тоска только усиливалась, мучила нестерпимо. Проклятье близнецов — кажется, так оно называлось. Согрешившие любовники в следующей жизни рождались близнецами, чтобы томиться от невозможных чувств. Вейас не верил в глупые предрассудки, да и вряд ли Лайсве даже в прошлой жизни могла сотворить что-то плохое, а вот он был никчёмным с самого рождения. Нет, он не потревожит её покой, не замарает о свои нечестивые помыслы. Надо как-то себя унять.

С трудом вырвавшись из пленительного созерцания, Вейас поцеловал сестру в лоб и вернулся к костру. Эйтайни уже заняла место Лайсве и так же, как сестра до этого, грела руки над пламенем.

— Ты можешь меня вылечить?

Туата перевела на него по-кошачьи прищуренный взгляд.

— Смотря от какой болезни, и только за плату, — пожала она плечами. — Дар, полученный просто так, не ценится и работает плохо, но если ты отдашь мне что-то дорогое, то мои чары проникнут в твою душу и будут действовать до конца жизни.

Хорошо! Надо знать, на что идёшь, особенно если собираешься прыгать в тёмный омут. Впрочем, ему не привыкать. Вейас протянул руку:

— Я болен любовью к собственной сестре. Если ты излечишь меня, я отдам всё, что попросишь.

Она придвинулась совсем близко. Ноздри защекотал сладкий цветочный аромат. Он дурманил и кружил голову настолько, что сказанное доходило с трудом:

— О, это коварная и опасная болезнь. Излечить её можно лишь другой любовью.

Туата забралась к Вейасу на колени, провела ногтем по его шее, оставляя длинную царапину, и приложилась к ней губами. Сердце замерло, стало жарко, несмотря на ночные заморозки, боль пронзила тело, переросла в безумное желание. Туата оплела ногами спину Вейаса и зашептала завораживающим голосом:

— Отныне ты забудешь сестру. Любить будешь одну меня, дышать лишь мной. Моя воля станет твоей, мои желания твоими, мой народ твоим.

«Вейас», — зов Лайсве разрезал пелену наваждения. Прозрачной фигурой перед мысленным взором возник дорогой сердцу образ: печальные глаза и самая тёплая, самая искренняя улыбка. Он попытался вырваться, но было уже слишком поздно. Туата скрепила их договор поцелуем. Чертила пальцами на его лице колдовские знаки и заклинала:

— Отпусти её. Она уйдёт. Только я буду в твоём сердце, в твоих мыслях и даже в душе.

Он должен отпустить — так будет лучше для всех, особенно для Лайсве. Вейас притянул к себе Эйтайни и поцеловал с неистовством клокотавшей в крови страсти. Но видел лишь, как светлый образ развеялся по ветру. Стало пьяняще легко и раздольно. Они упали на землю и любили друг друга до первых лучей солнца.