Ирина Котова - Связанные судьбы

Он смотрел на нее, тяжело дыша, и глаза его постепенно наливались вишневым, а кровь останавливалась под ладонью, сворачивалась темными комками.

– Бери, Нории! Делай, что нужно, а потом я уйду в Рудлог. Это тебе надо, да? – Тело горело, будто снова возвращался жар, а она лежала перед повелителем Истаила, раскрытая, безжалостная, и смотрела, как льется кровь по его груди. Порезы на пальцах пульсировали, словно ожоги. – Это надо?! Я лягу под тебя – один раз, дракон! Добровольно! И больше не хочу тебя видеть. Согласен?

– Ты мне женой нужна, – пророкотал Нории глухо и жестко, не отводя глаз.

– Женой, – прошипела Ангелина, поднимаясь и опираясь на локти. В голове было гулко и тягостно. – Ну хорошо. Зачем ждать? Отведи меня в храм, я дам согласие. Ну, Нории? Ты же этого добивался? Дам согласие. Потом стану твоей. Как хочешь. Где хочешь. Если пообещаешь завтра отнести меня в Рудлог и больше не появляться в моей жизни!

– Так не будет! – рявкнул Владыка, и на миг от него полыхнуло таким гневом, что Ани покачнулась, а за окном закружилась и зашелестела листва.

– А что же? – холодно спросила она. – Что еще тебе нужно?

– Твоей любви, – ответил он с рычанием. И принцесса рассмеялась, запрокинув голову. Это было невыносимо. Что же она делает?

– Боги, Нории! Да я ненавижу тебя. Я не могу тебя видеть, не могу выносить, не могу терпеть то, что не способна ничего тебе противопоставить. О какой любви ты говоришь? Моей? Посмотри на меня и скажи: я могу полюбить тебя?

– Можешь, – пророкотал он уверенно.

– Ты ошибаешься! – крикнула она зло. В глазах замелькали темные круги, и принцесса снова упала на кровать. В носу защипало, Ангелина сжала зубы, сглотнула. Посмотрела на свою руку – та была в крови, – и голова вдруг закружилась от слабости. Ани потянула на себя простынь, прикрылась неловко, повернувшись на бок. Если он сейчас притронется к ней, она умрет. В груди давило так, что невозможно было дышать, и мышцы свело в сухой камень – еще усилие, и рассыплется пылью.

Но Нории подошел, взял ее на руки, прижал к себе – крепко, сильно, отчаянно. Разжал окровавленную ладонь, провел пальцами по порезам, залечивая.

– Я разбиваюсь о тебя, – сказала Ани горько, подняла руку и погладила его раненое плечо, осторожно, уже чувствуя снова подступающую пустоту. – Ты как скала, Нории. Я бьюсь и не могу сокрушить тебя.

– Один из нас точно сокрушит другого, – ответил он тихо ей в висок. – И у тебя куда больше шансов.

Они еще долго сидели так – изнеможенная очередной вспышкой принцесса и красноволосый Владыка. Он сжимал ее в руках и щедро делился силой, пока упрямая женщина не вспомнила о вчерашнем уговоре и не прогнала его.

– Твой день закончился вчера, Нории. Оставь меня.

Он ушел без слов. Ани заставила себя встать, одеться – платья были до смешного широкие и длинные, и она почувствовала себя ребенком, влезшим в мамину одежду. Смыла кровь с руки, умылась. Съела несколько кусочков нарезанной драконом груши, задумчиво глядя на окровавленный нож, потрогала свои волосы – после сна они спутались так, что проще было отрезать, наверное, чем расчесать. И все-таки взяла гребень, встала перед зеркалом, снова узнавая и не узнавая себя, и начала причесываться.

– Сафаиита, – раздался робкий голос Сурезы, – позвольте мне.

– Я сама могу, – равнодушно ответила Ангелина, не оглядываясь.

– Я заговор знаю, – просящим тоном проговорила служанка, – чтобы волосок к волоску. Позволите?

Принцесса пожала плечами, села в кресло – Суреза со страхом косилась на пятна крови на полу и простынях, на нож, но гребнем работала хорошо, ловко и приговаривала что-то на гортанном песчаном наречии, успокаивающе, умиротворяюще; Ангелина прислушивалась, пытаясь понять, – и плечи ее расслаблялись. И волосы действительно стелились под гребнем ровно, легко, не затягивались и не дергали, будто она перед этим сто раз их расчесывала.

– Можешь перевести, Суреза? Я почти ничего не поняла.

Служанка задумалась.

– Будьте длинными, как дождь с небес, чистыми, как вода родниковая, крепкими, как деревья в лесу, мягкими, как медовый вкус, госпожа. Простой заговор. Старый очень, на старом языке. Нет у нас сейчас ни дождя, ни родников, ни лесов, сафаиита. Я даже не знаю, как дождь выглядит. И лес.

– Как парк у дворца, – глухо сказала Ани, не открывая глаз, – только деревьев в сотни раз больше, они выше, крепче, растут гуще. В нем бывают ягоды… как виноград, только растут на кустиках на земле, Суреза. Разные, красные, желтые… Кислые и сладкие. А дождь – это бесконечные брызги с неба.

Служанка молчала, видимо, представляла.

– Вы беленькая, как ягненочек, – сказала наконец Суреза с удовольствием, – ни у кого нет таких волос, чисто пух, сафаиита. Можно мужу рубашку выткать, вот какие волосы!

– Не будет у меня мужа, Суреза.

– Будет, госпожа, будет, – храбро произнесла дочь Песков, выплетая белые косы – каждая толщиной с руку, – самый лучший муж будет, самый сильный. И достойный. Ах, жемчугов бы в них, госпожа! Вот какие косы! И платья мы вам подберем самые лучшие, и ножки обуем…

– Не надо платьев, Суреза, – резко сказала Ангелина, чувствуя, что ее снова клонит в сон, – и жемчуга не надо. Спать хочу.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась женщина, – постель перестелю. Может, бульончику, сафаиита? Очень уж вы худенькая.

– Не хочу, – вяло отозвалась Ангелина. – Не хочу.

Она много спала, гуляла, как сомнамбула, по парку, равнодушно скользя взглядом по своим розам. Не обращала внимания на встречающихся ей драконов – те смотрели, как резали, а она проходила сквозь них, не останавливаясь, и красноволосые расступались перед ней, опуская глаза. Гладила щенка тер-сели, приходящего поиграть, и терпеливо объясняла ему, что сейчас не может.

Пришел и затянувшийся цикл, и она совсем ослабела – все больше лежала в кровати, нехотя вставала, когда заходил Нории – он тоже много молчал, внимательно глядя на нее и не пытаясь касаться или на чем-то настаивать. Если говорил, то рассказывал о делах в городе, о расчистке дороги, о поисках воды – но Ангелину это уже не трогало. Жизненная энергия проскакивала лишь иногда, как искра у разрядившейся зажигалки, ей все время было холодно, и только ночами сквозь крепкий сон казалось, что большой мужчина тихо ложится рядом и греет ее, обхватив руками, и сила покалывает малюсенькими иголочками, разгоняя кровь. Но по утрам постель была пуста.

– Госпожа совсем ничего не ест, – жаловалась Суреза слушающему ее Зафиру, – одни глаза, и волосы, и спина прямая. Как голову держит, не пойму. Не дело это, – вздыхала она, и старик согласно качал головой: он-то видел, как сумрачен становится день ото дня его господин. – Изведут друг друга.