Оксана Чекменёва - Никогда не спорь с судьбой (СИ)

Но я несколько отвлёкся. В общем, все усилия мамы сбить мой жар оставались безуспешными. Сейчас я знаю, что моя температура поднялась примерно на тридцать градусов (* по Фаренгейту, около десяти по Цельсию) – ни один человек такого не пережил бы. Потом я вдруг успокоился, а температура стала резко падать. Еще сутки я пролежал совершенно неподвижно, становясь всё холоднее. Если бы мое сердце не билось, и не было дыхания – мама бы решила, что я умер. Что она пережила в те дни – даже представить невозможно. А потом я вдруг открыл глаза, зевнул и заявил, что умираю с голоду. И только выходя из комнаты и выломав дверной косяк, неловко задев его плечом, я осознал, что стал другим. А потом начались сюрпризы.

– О, как же мне это знакомо! – пробормотала я.

– Да, пожалуй, только ты по-настоящему сможешь меня понять. Мы с тобой оказались в равном положении – оба не подозревали, что с нами происходит.

– Но ты хотя бы знал о своем отце. Так что, мог догадываться. У меня же вообще не было никаких версий, одни сюрпризы. Мне было сложнее!

– Сомневаюсь. Скажи, много ли вещей ты переломала из-за того, что не смогла правильно рассчитать силы.

– Не много. Пожалуй, только ручку двери в кабинете Карлайла помяла. Вроде бы и всё. Прокушенные вилки считаются?

– А ещё собственную руку вдребезги разбила, – нахмурившись, напомнил Эдвард. Надо же, я об этом давно забыла, а он помнит.

– Это не совсем «вещь», так что не в счёт. Ах, да, еще макушку у сосны отломала, когда затылком об неё билась. И больше ничего случайно. Только специально.

– Это потому, что к настоящему времени ты уже три года как переродилась, и за это время научилась управлять своим телом практически на уровне инстинкта. А поначалу мы едва можем свою силу контролировать. Даже когда рядом наставники, готовые в любой момент помочь и посоветовать – это не проходит легко. А уж в моём случае – особенно. Я переломал половину вещей в доме, пока приспособился к более бережному обращению с ними. Правда, ремонтировать мебель, например, или даже сделать новую, взамен поломанной, мне стало тоже гораздо проще.

– А вот это знакомо уже нам, – сказал Карлайл, – Каждый из нас, в первые месяцы после обращения, столкнулся с этой проблемой. Вещи вдруг стали невероятно хрупкими.

– А ещё все мы немного завидуем Энжи, потому что нам приходится специально прилагать усилия, чтобы не двигаться слишком быстро, – добавила Элис. – А у Энжи это выходит само собой.

– Да, – кивнула я. – Я сознательно ускоряюсь, а все остальные сознательно замедляются.

– Да уж. В этом Кнопке здорово повезло, – вздохнул Эммет.

– Что поделать. Как я говорил ранее – нас по-разному «делают». Отсюда и различия. Возможно, всё дело в том, что мы уже такими рождаемся. Этот ген есть в нас всегда, он просто спит, ожидая своего часа. Но мы изначально запрограммированы такими стать. А вы – нет. Каждый из вас до обращения был обычным человеком. И повернись жизнь иначе – таким бы и остался до самой смерти. Ваши тела не были предназначены для таких изменений, может, потому вам и сложнее создавать в последующем видимость обычного человека? Хотя, это всего лишь теория, а почему это происходит на самом деле – мы вряд ли когда-нибудь узнаем.

– А что было с вами дальше? – поинтересовался Джаспер. – Энжи понадобилось два месяца, чтобы в первый раз превратиться. А сколько времени прошло у вас?

– Намного дольше. Почти два года. Просто я не знал, что могу это делать по желанию, а так как жили мы уединённо – катализатора для спонтанного превращения тоже не было. А потом мы решили съездить в большой город, на ярмарку. Впервые за всю мою жизнь. Я уговорил маму поехать, продать какое-нибудь украшение, всё равно у нас целый сундук лежал мёртвым грузом, а заодно купить кое-какие вещи, которые нельзя было раздобыть в соседнем поселении или у проезжих торговцев. Она не хотела туда ехать – это был её родной город, где её едва не казнили. Но мне так хотелось увидеть большой город, и я убедил маму, что прошло уже двадцать лет, вряд ли был шанс, что она встретит кого-то знакомого, кто сможет её опознать. К тому же, кое-кто из жителей соседнего поселка как раз ехал в тот же город, и мы могли поехать все вместе. В общем, я её уговорил. Сначала всё шло хорошо, мы продали ювелиру золотую цепь, выручили хорошие деньги и пошли бродить по ярмарке. Вот тут-то всё и случилось.

– Вы встретили вампиров, – понимающе закивала я.

– Нет. С чего ты взяла? – удивился Дэн. – После отлёта отца, я их вообще до вчерашнего дня больше ни разу не видел.

– Но... но... катализатор... Я, видимо, не так тебя поняла. Ладно, проехали. Ты рассказывай лучше, что же там дальше произошло.

Я ничего не понимала. Если Дэн собирался рассказать о своём первом спонтанном обращении, то без вампиров здесь точно не обойтись. Или я ошибаюсь?

– А произошло именно то, чего мама так боялась. Её узнали. Угораздило же нас столкнуться в таком большом, по тем временам, городе с чуть ли не единственным человеком, способным её опознать. Это была её бывшая соседка и подруга детства, они выросли вместе, а потом та приревновала к маме своего жениха. И не придумала ничего лучше, как устранить «соперницу», сделав ложный донос. Хотя маме тот парень и даром был не нужен. И теперь, столкнувшись с мамой нос к носу, негодяйка тут же узнала её. Представляете, у неё хватило наглости заорать, указывая на маму пальцем: «Ведьма, ведьма!». К сожалению, хотя саму маму в лицо уже никто, за редким исключением, не опознал бы, та история была известна всему городу.

Казнь ведьм в те тёмные времена была не такой уж редкостью. Но далеко не за каждой ведьмой Люцифер лично являлся из преисподней. Ну, вы понимаете, о чём я? За прошедшие двадцать лет острота события ничуть не уменьшилась, не стерлась из людской памяти. И когда та женщина, вцепившись матери в рукав, заорала: «Вот она, подружка Люцифера! Вновь явилась сюда за нашими душами!», то толпа, ни минуты не колеблясь, накинулась на неё. В тот момент, когда это произошло, я не был с мамой рядом – загляделся на разложенные на прилавке кинжалы, а мама отошла чуть в сторону, разглядывая ткани или что-то в этом роде. Между нами и было то всего метров пять, не больше, но когда я обернулся на крик – людской муравейник практически поглотил её. Со своей новообретенной силой и скоростью я и так справился бы с толпой, причем достаточно быстро. Но в тот момент в чьей-то руке сверкнул нож, занесенный над мамой. Это спустило курок. Я обратился.

Сначала я этого даже не понял. Просто прыгнул в толпу, расшвырял людей, может, кого и убил, не знаю, в тот момент я не особо об этом волновался. Руку, занёсшую нож над моей матерью, я точно оторвал. Подхватив маму на руки, я рванул прочь оттуда, даже не замечая, что не бегу, а лечу. Повозку с лошадью и всеми вещами мы, конечно, бросили там, но ничего особо ценного в ней не осталось, да и не до неё было. И только оказавшись уже за городской стеной, я осознал, наконец, что происходит. Сказать, что я был поражен – значит ничего не сказать.