Андрей Грамин - Суженый смерти (СИ)

- Дай руку.

Он послушно протянул ей ладонь. Она сжала ее, продолжая смотреть ему в глаза, и почти сразу отпустила.

- Не врешь.

- И не думал, - он гордо поднял голову.

- Живи. Но молчи обо всем, - произнесла она и исчезла.

И с тех пор Ефим потерял покой. Он не мог нормально есть, не мог спать, он не мог думать ни о чем кроме незнакомки. Дома все валилось из рук, жена и трое сыновей не могли понять, что творилось с их мужем и отцом. Он ходил каждый день в церковь, пил святую воду, усердно молился... Но ничего не помогало. Он тогда еще не знал, что это не колдовство и молитвы здесь бессильны. Просто он полюбил, полюбил незнакомку, которая всего за пять минут перевернула весь его мир и обычную жизнь. Такая маета продолжалась полгода. Наступил конец ноября, выпал первый снег, который лег и на волосы Ефима, - от переживаний у того поседели виски. С женой он уже месяц как не разговаривал, делая вид, что ее не замечает, сыновья не видели от него ласки... Он и сам понимал, в какое бездушное животное превратился, но не мог ничего поделать с собой. Он начал ходить ночью по лесам, отсыпаясь днем, он звал ту девушку, но ответа так и не последовало. Казак похудел и стал почти прозрачен, лоб избороздили морщины горя, он уже не хотел жить. Так продолжалось до конца декабря. Последней каплей стал сон, в котором он увидел ту незнакомку. Во сне он звал ее, тянул к ней руки, но она не откликнулась на его мольбы. Проснувшись утром, он ощутил полное спокойствие и отрешенность ото всего. Он с улыбкой погладил сыновей, поцеловал с теплотой жену, оделся потеплее и пошел в церковь на молебен, после чего продал на рынке новые сапоги, а эти деньги пропил в шинке, откуда вышел, покачиваясь, уже в одиннадцатом часу вечера. Ноги сами привели на луг, где в минувшем мае произошла единственная встреча с девушкой. Казаку, как православному человеку не пристало брать на себя смертный грех самоубийства, поэтому он выбрал другой способ прекратить свои муки - замерзнуть насмерть. Все видели как он пил в шинке до потери равновесия, жена подтвердит, что в этот день он был в хорошем настроении, наконец, его постоянные визиты в церковь не дадут говорить о нем как о проклятом грешнике. И люди, найдя его тело, конечно же поймут что он замерз по пьяни, видимо, заблудившись в снегах.

Ефим сел в сугроб, подоткнул под себя тулуп, набил табаком люльку и не спеша, с наслаждением раскурил ее, прощаясь с белым светом и думая о незнакомке. Через час он незаметно впал в дремоту, радостно думая, что уже не проснется. Пришел сон. Ему показалось, что он длился вечно, это было что-то светлое, яркое и незабываемое, но сон был прерван. Что-то с силой подняло Ефима на ноги и потащило куда-то в сторону. Пришел в себя он уже на кровати в незнакомом доме, горела лучина, сухо трещали поленья в печке. Ефим повернул голову и увидел незнакомку, которую так долго искал. Он хотел что-то сказать, но в горле сперло дыхание и он лишь хрипло закашлял, выпучив глаза.

- Казак, казак... - произнесла девушка. - Что за горе притаилось в твоем сердце? Ты постарел лет на десять со дня нашей встречи.

- Где я?

- Ты у меня дома. Это я тебя вытащила из сугроба, где ты почти замерз. И не благодари, - она подняла руку, видя, что он хочет что-то сказать.

- И не думал. Нужно меня было там оставить... - он горестно вздохнул.

Лицо девушки выразило удивление.

- Ты хочешь умереть?

- Да.

- Почему? - она внимательно посмотрела на него.

- Я не знаю, что ты сделала со мной, ведьма, но я уже долгие семь месяцев не могу ни есть, ни спать, ни жить. Я помешался на тебе... У меня жена и трое сыновей, но они мне не милы... Я только и думаю что о тебе. Не мучь меня, лучше убей, ты же можешь, я знаю.

Она посмотрела на него другими глазами, и Ефим прочитал в них сожаление.

- Я не делала с тобой ничего, наверное, ты просто полюбил меня... Я могу приворожить любого, но тебя я не привораживала. Так ты не можешь жить, говоришь?

- Без тебя не могу. Я мучаюсь.

- Оставайся жить у меня, раз не можешь и не хочешь уходить. Мне не нужны лишние смерти на моей совести... - она как-то странно улыбнулась.

И он остался. Так прошло полтора года, они жили в брошенном домике мельника. Ефим снова изменился, теперь уже в лучшую сторону, набрал в весе, морщины на его лице потеряли свою глубину, и в глазах появилась радость. Марья тоже оттаяла, как январский сугроб под ярким солнцем, и вот уже как полгода они наслаждались счастьем. Его любовь заразила и ее, и хотя говорят что от любви любви не ищут, здесь было самое что ни есть редкое исключение из правил. Хотя, Марья и не отдавала себе отчета в глубине своих чувств, она все же понимала, что дышит по отношению к Ефиму не ровно.

И вот в то яркое и по-детски волшебное летнее утро, она, кинув по привычке "Люблю" и, добавив к этому слову поцелуй, исчезла до рассвета. Она делала так всегда. Ефим ни разу не видел ее при свете солнца. Понимал ли он, кто она есть? Несомненно, догадывался, но отодвигал все свои мысли на задний план, чтобы они не мешали счастью. Кто бы она ни была, для него она оставалась любимой, ради которой он продал бы душу, если бы пришлось. И больше его ничего не волновало. Он не вспоминал о жене, не вспоминал о детях, он жил в домике посреди сада и хотел лишь одного - чтобы ему была дарована как Агасферу вечная жизнь, дабы провести ее с любимой вдвоем.

Сон Ефима прервал резкий шум. Он уже почти забыл, что где-то на свете есть другие люди, потому как уже больше года не видел ни одной живой души. Мельница находилась вдалеке от дорог, до города было около пяти верст, до ближайшей станицы ровно столько же, и на берег быстрого ручья после смерти мельника (которого по традиции считали колдуном), уже никто не заглядывал. Конечно, в старину все мельники считались колдунами, они были слишком зажиточными и свободными людьми, не ровня остальным, и людей смущало богатство и уединение. Но бывший хозяин этого сада считался, чуть ли не самым отъявленным, особенно после того, как старый казак Бондарь видел собственными глазами (после визита в шинок, конечно же): в лунную ночь с мельничного колеса черти прыгали в воду, как с трамплина. Было ли так на самом деле, или Бондарь донельзя залил свои очи горилкой, или мельник попросил рассказать такое о себе, чтобы отвадить от мельницы любопытных, но к мельнику ходили только по делу и в случае крайней необходимости. Теперь же, после смерти старика, дорожка через сад и вовсе заросла люцерной и боярышником. И вот, резкий шум и говор многих людей заставил Ефима встрепенуться на кровати. Он подошел к окну и сквозь занавески увидел большое скопище мужиков и баб, вооруженных кто чем - от пик и шашек до вил и рогатин. Раздались крики: "здесь он!" и "выходи, вурдалак!". Ефим был не робкого десятка, но неожиданность момента ввела его в ступор. Он не шевелился, глядя через тонкую ткань на народную ярость.