Андрей Грамин - Суженый смерти (СИ)

- И приснится же такое.... - он вздрогнул от собственного каркающего голоса. В горле страшно пересохло, и поэтому фраза прозвучала так необычно.

Александр потер глаза и потянулся. Тело болело, как будто испытало тяжелейший марш-бросок, ноги затекли и гудели. Пришла мысль купить минеральной воды, он покинул салон машины и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Никаких осадков с неба уже не сыпалось.

- Вы с ней не совпали? - это было первое, что сказала при виде мужчины все та же не выспавшаяся продавщица, теперь повеселевшая под воздействием подаренного шампанского.

- Нет. Она заходила? - Александр охрип.

- Да. В начале третьего. Я сказала, что приходил приятный молодой человек и искал ее. Но не стала говорить о твоих чувствах, это слишком личное.

- А что она ответила вам на это?

- Улыбнулась и вышла. Она милая.

- Очень, - Свечкин глубоко вздохнул. Значит, он заснул и проспал ее появление... Стоп, но ведь сон начался с прихода девушки в магазин... Но этого не может быть... Другое измерение, прогулка, камин, разговор... не может быть, чтобы он проснулся в машине, за мгновение перенесясь из мира Марьи в этот.

Выходя из магазина, Александр сунул руку в карман плаща и нащупал какой-то предмет, которого еще с утра там не было. Он удивился и извлек из кармана каменный медальон, висевший на серебряной цепи. Подвеска была в форме шестиугольной ажурно вырезанной снежинки; в центре ее расположились какие-то непонятные буквы-символы, уходящие против часовой стрелки из одной точки четырьмя спиралями к краям, в итоге образуя стилизованное колесо. Не нужно было великих познаний в ювелирном искусстве, чтобы понять: светло-зеленый камень с золотыми буквами был необычайно древним. Более того, Александр никогда не встречал подобный алфавит, не похожий ни на руны, ни на кириллицу, ни на латиницу. Забравшись в салон авто, Свечкин достал из бардачка лупу и стал внимательно осматривать найденную вещь. В конце концов, он пришел к выводу, что сначала в камне вырезали буквы, а потом уже углубления залили металлом, и как подумал Александр, металл очень смахивал на червонное золото. Чистота резки и полировка камня выдавали руку непревзойденного мастера, миниатюра букв и хитросплетение граней вызывали восхищение проделанной работой. На реверсе медальона, так же врезанное в камень, серебром и золотом, было изображение девушки в длинном платье, бредущей по снегу с серпом в руках, в сопровождении волка и с вороном на плече. Ее длинные пышные волосы спадали до пояса, скрывая лицо. Ночь, свет полной луны и сугробы. Больше ничего. Когда-то в детстве Александр увлекался минералогией, и знаний хватило для распознания - камень очень смахивал на изумруд, хотя новый обладатель артефакта понимал насколько это дорогой минерал, и каким по размеру должен быть первоначальный образец, чтобы из него вырезать цельный медальон диаметром со спичечный коробок. Свечкин удивленно повертел медальон в руках, а потом, помедлив мгновение, одел на шею. Вещь ему пришлась по душе, но как она попала в карман, Александр не знал, и даже боялся размышлять по этому поводу. Разумных объяснений явно не нашлось бы, а от всего потустороннего у Александра уже начиналась жуткая аллергия, и сон с Марьей (сон ли?) этому немало поспособствовал.

Свечкин откинулся на сидении и прикрыл глаза. Не стоит и говорить: сон был реален до невозможности, и Александр скорее поверил бы, что спит в данный момент, чем в то, что приснившееся тепло камина и магическая притягательность девушки были лишь плодом воображения. Все произошедшее во сне отчетливо запечатлелось в памяти, и мужчина мысленно прокрутил это еще раз. Он проанализировал разговор, вспомнил все детали увиденного, реакции на слова, одним словом сделал то же самое, что проделал бы после реальной встречи с Марьей. Чтобы до конца удостовериться в нереальности произошедшего, Александр завел мотор и поехал в проулок, ведущий к дому девушки. Первый квартал. Поворот. Второй квартал. Пустырь. Александр остановился. Там, где память рисовала кирпичный приземистый дом, окруженный еще не начавшими цвести яблонями, был большой пустырь с низенькой сочной травой болотно-зеленого цвета. Никакого дома не было и в помине. Свечкин покинул салон авто чтобы лучше рассмотреть место. Он отошел от края дороги, и, пройдя пару десятков метров, остановился, тупо уставившись на землю, туда, где по его подсчетам должна была находиться входная дверь.

- Не верю. Это же здесь.

В нескольких метрах прямо, в зарослях ежевики и волчьей ягоды, угадывалась какая-то кучка камней. Александр подошел поближе и увидел старую кирпичную кладку, поднимающуюся всего на сорок-пятьдесят сантиметров от земли. Когда-то это был угол неизвестного строения, стена, теперь разрушенная до основания. Вокруг под кустами валялись кирпичи. Александр поднял один из них. На желтовато-белой поверхности плоского широкого кирпича были черные пятна сажи. Мужчина перевернул кирпич и на другой стороне, среди бугорков приставшего раствора кладки, четко различил гербовый двуглавый орел и две буквы аббревиатуры - "У.Ж.". На всех валяющихся под ногами кирпичах так же присутствовали следы нагара, и как прикинул Свечкин, их было великое множество. Проследив линию разрушенной стены, Александр увидел: трава скрывает под собой фундамент здания. Промерив шагами все это расстояние, он остановился и закурил. Перед ним был фундамент дома, все, что осталось от некогда сгоревшего строения десять на пятнадцать метров, с толщиной стены в один кирпич. Наверное, со временем кирпичи растащили ушлые горожане на постройку собственных жилищ или хозяйственных построек. Царский кирпич был не чета нынешнему, и Свечкин прекрасно помнил, как гуляя в детстве по стройке в центре города они с друзьями долго пытались расколоть какой-то кремовый кирпич с буквами "Б.К." на ребре. Это удалось лишь с помощью тяжеленного куска двутавра и десяти минут усилий. Вот такая была забава у ребятишек...

- Дом стоял здесь, - сказал вслух Александр, углубляясь в свои мысли. Он окинул взглядом окрестности. В сгущающихся сумерках картина выглядела мрачной. Тупым углом обрывались дома окраины района, простираясь дальше почти прямой линией разношерстных заборов, то стальных, то деревянных, то сетчатых, то кирпичных. Перед заборами на все это расстояние протянулся пустырь, теряющийся справа в камышовой балке, а слева обрывающийся полукругом высокой бетонной стены какого-то завода неизвестных изделий. Ни одного деревца, лишь трава, кусты бузины, волчьей ягоды и орешника, да заросли ежевики, кусками выхватывающие для себя неплодородную влажную землю низменности.

"Кирпич, несомненно, принадлежит к периоду царствования кого-то из Романовых, район же застраивался, по меньшей мере, лет так пятьдесят назад, - подумал Александр. - В период революции черта города обрывалась в паре километров отсюда, то есть дом стоял на отшибе. Балка была речкой или ручьем, место должно было быть живописным!". С чего присутствовала такая уверенность, Свечкин не понимал, в основном полагаясь исключительно на интуицию, а в остальном на картину сна, в котором дом окружал красивый яблоневый сад, и откуда-то доносился шелест воды.