Год дракона (СИ)

Дима никогда не руководил соколом – так лиги называли своих людей-помощников. Дважды ему выпадал жребий командовать такими же охотниками, как и он, но то было иное. Дима знал, на что способны его собратья, знал силу и умение каждого, а еще то, что каждый из них был в ответе за себя и свою оболочку. Людское же тело казалось Диме чрезвычайно хрупким: один сильный удар, одно неудачное падение – и сломаны кости. Человек, конечно, не умирал от таких трав, но лишался подвижности, что в итоге все равно приводило к смерти. А еще боль – ощущения, которые не каждый человек способен вынести и уж тем более контролировать. И возможности. У каждого человека они были разные: сила, выносливость, хитрость, воля. Даже два воина, прошедшие одинаковую подготовку, в бою показывали себя по-разному.

И взять еще эту способность людей мобилизовать все резервы в момент опасности. Не каждому это было дано, и потому узнать, кто сможет мобилизоваться, а кто нет, не представлялось возможным. Иногда слабые и уязвимые являли образец мужества и бесстрашия, а сильные и подготовленные сдавались и бежали. Дима помнил себя, помнил ту силу, подаренную Яске яростью и отчаянием. Эта сила пришла внезапно, помогла выбить из седла дикаря и даже почти побороть его.

Но Настасья… К этой девушке Дима был привязан, и эта привязанность, симпатия мешала видеть в ней ее силу. Эта же привязанность внушала охотнику и ответственность, которая в разы возрастала в отсутствии хозяина – Рональда. Если командир не убережет своего сокола – в этом будет его вина. Если сокол погибнет по вине подчиненного, то виноваты в смерти будут сразу двое – и Рональд, и починенный. Огорчать командира Дима не хотел, поэтому излишне опекал Настасью. И потому сейчас не знал, что предпринять, чтобы не подвергать девушку опасности.

Она все так же ждала ответа, но когда поняла, что его не будет, с рассудительностью, не свойственной женщинам ее возраста, обратилась к охотнику:

– Похожу, будто эти двое пытались выведать, нет ли засады. Иначе они бы напали на меня и на лошадь сразу. Так сделали бы хищники. Но эти напали только на меня и не стали догонять лошадь, потому что знали, что лошадь не ценна для кого-то так, как ценна я. Они знали, что этот кто-то не допустит моей смерти. Так и случилось.

Дима кивнул, в очередной раз удивляясь умению Рональда выбирать себе соколов. Настасья была уже третьим, и хоть первого Дима не застал, от ума, сообразительности, интуиции и обучаемости второго он был просто в восторге. Когда Рональд подобрал Настасью – нескладную и грязную девочку-подростка, которая даже говорить толком не умела, и Цезарь, и Иззила, и он, Дима, – никто не поверил, что из нее выйдет толк. Но Настасья умела наблюдать, умела учиться, в том числе и на ошибках других. Она очень быстро превратилась из малограмотной девчонки в сообразительную охотницу, умеющую читать тактику врага, предвидеть его следующий шаг и наносить удары в незащищенные места.

– Надо уйти с открытого места. В чаще валькириям будет сложнее напасть.

Дима снова кивнул и прищурился, как будто проверял, насколько эта девушка способна оценить обстановку и принять правильное решение.

– Я видела неподалеку пещеру. Можем укрыться там, дождаться рассвета и сменить место.

– Сменить место? Но Рональд задал эти координаты, – возразил лига.

– Если за нами наблюдают, а это, скорее всего, так, то лучше показать врагу, что мы не догадываемся о его планах. Любой зверь, на которого напали, поспешит убраться подальше. Разве мы не можем сообщить Рональду новые координаты?

– Мы? – Дима поднял одну бровь, и Настасья покраснела. Дима не видел этого, но почувствовал. И еще почувствовал, что девушка испытала облегчение от того, что в темноте не разглядеть ее румянца.

– Пещера там, – сменив тему, Настасья указала мечом на северо-запад.

– Вперед! Коня найдем утром, – Дима зашагал впереди, поскольку в темноте люди видят очень плохо.

***

То, что было громко названо пещерой, оказалось ямой под огромным валуном, скатившимся с горы в те времена, когда лес еще только робко подбирался к озеру. За эти столетия камень служил укрытием тысячам тел: мелкое зверье укрывалось тут от хищников, хищники прятали добычу, кочующие падальщики пережидали здесь непогоду, змеи впадали тут в спячку, грызуны выискивали насекомых, насекомые плодились и размножались. Валун мог бы поведать тысячи историй, рассказать о смертях и появлениях на свет, о пережитом страхе и о пьянящем чувстве защищенности. Валун познавал жизнь таким способом, впитывал ее в себя, чтобы однажды она проснулась в нем настоящей, подвижной душой, характером и опытом.

Все это Дима вобрал в себя, коснувшись ладонью шершавой мшистой поверхности камня. Сейчас под ним никого не было, кроме пауков, личинок и другой мелкой и неопасной живности. Пропустив даму вперед, Дима остался снаружи, чтобы еще раз оглядеться, прислушаться, насторожиться.

Ничего. Ничего опасного, тревожного. Просто ночь, укрывшая землю черным одеялом, на котором звезды казались прорехами, пропускающими свет других миров.

Дима отправил Рональду сообщение, что место рассекречено, и они отправляются искать новое. О координатах сообщит дополнительно. Выждал несколько минут – нет ответа. Вряд ли Рональд был застигнут врасплох таким поворотом. Обычно у него всегда имелся запасной план, а то и не один. Тишина с другого конца связи вызывала беспокойство.

Дима забрался под камень. Настасья, завернувшись в плащ, удобно устроилась в углублении и лежала, прикрыв глаза, но не спала. Заслышав его, девушка открыла глаза, хотя для нее это было бесполезно. Но люди слишком привыкли говорить, глядя на собеседника, поэтому пытаются нашарить его образ даже в кромешной тьме.

– Можешь вздремнуть, – шепнул Дима, но девушка уловила тревогу в его голосе, приподнялась на локте, насколько позволяла ниша валуна.

– Он не придет?

Охотник промолчал. Не потому, что боялся напугать девушку правдой, а потому, что этой правды не знал. Рональд ведь мог не отвечать намеренно, потому что его молчание было частью плана, которую он утаил от подчиненного. Может, это проверка для него, Димы? Может, это проверка для Настасьи? Может, Рональд выбирает, какой из десяти придуманных им планов нужно воплощать теперь?

Своему командиру Дима доверял: все, что Рональд делал, было продумано и выверено. И всегда приводило к нужному результату.

– Ждем здесь, – бросил охотник, чтобы как-то обозначить свое мнение. – Я буду снаружи: мне здесь тесно.

Он покинул яму, но вовсе не потому, что не помещался под валуном. Он не хотел, чтобы Настасья его расспрашивала. Ему тогда придется молчать и изображать из себя сурового воина, а он не хотел, чтобы она думала о нем, как о суровом и жестком. Для этого годился Цезарь, но не он, Дима. Это тоже было его уязвимое место – в желании казаться лучше. Или, вернее, в нежелании казаться хуже, чем он есть.