Гай Кей - Дети земли и неба

— Здравствуйте, синьора Мьюччи, — произнес он.

Она подняла на него взгляд. Улыбнулась, потом быстро, скромно опустила глаза.

— Синьор Виллани! Я надеялась найти вас.

Она надеялась найти его?

Перо удалось откашляться и заговорить.

— Я к вашим услугам, синьора.

— Не будет ли с моей стороны чрезмерным злоупотреблением вашей добротой, если я попрошу вас прогуляться со мной? Ваше мнение по одному вопросу было бы очень ценным для меня.

Он был почти уверен, что ему удалось ответить на ее просьбу. Конечно, он ответил, так как несколько минут спустя они оказались на улице, освещенной солнцем. Значит, он произнес нечто подобающее случаю, правда?

На улице она обратилась к своему телохранителю из особняка Дживо, велела ему возвращаться домой и сказать, что синьор Виллани проводит ее до дома. Синьор Виллани энергично закивал в знак согласия.

— Этот ужасный человек! — сказала синьора Мьюччи, когда они спускались по каменным ступеням. — Этот Франи! Его нужно вымочить в фонтане, чтобы избавить от запаха духов. Фу! Простите меня. Я чуть не задохнулась. Мне нужен был предлог, чтобы уйти!

— А! — глубокомысленно произнес Перо. Потом: — Да, — а затем: — А! Духи. Да. Он употребляет большое количество духов.

«Большое количество духов?» Ему захотелось дать себе по голове.

— Вымочить в фонтане, — повторила она.

— Вымочить! — радостно согласился он. Они подошли к Страден. Он увидел фонтан, но не смог придумать никакой остроумной реплики.

Она улыбнулась ему.

— Вы уже заходили в святилище возле дворца?

— Нет, — солгал он.

— Сходим туда? Я бы хотела помолиться — о Якопо, и поблагодарить за сохранение жизни Даницы. И Марина Дживо. И моей собственной, наверное.

— Я могу помолиться в благодарность за все это, — произнес Перо, возможно, с излишним энтузиазмом. Она опять улыбнулась, не разжимая губ, опустив глаза.

На этот раз в святилище оказалось больше людей. Слышались молитвы, произносимые шепотом, мужчины и женщина беседовали — почти наверняка о том, что произошло сегодня утром на противоположной стороне площади. Лысеющий священник расставлял свечи по обеим сторонам от алтаря для вечерней службы. К нему из боковой двери подбежал мальчик с охапкой белых свечей. Поймав взгляд священника, он сбавил скорость и прошел остаток пути шагом.

Они сделали знак диска, нашли место, где смогли встать рядом на колени, чуть в стороне от других. Леонора Мьюччи не пользовалась духами (у нее только что умер муж!), но Перо до боли ясно ощущал аромат ее волос и живо чувствовал ее присутствие рядом. У него кружилась голова, и он был счастлив.

Она закончила молиться, открыла глаза, но все еще стояла на коленях возле него.

— Вы слышали, что произошло сегодня утром?

— Кое-что слышал, — ответил он.

Она рассказала ему. Только люди не должны знать, предупредила она, что дочь семьи Орсат послужила причиной того, что ее брат напал на Марина Дживо.

— Я вам доверяю, — сказала она. — И, возможно, вы сумеете мне помочь. Я бы хотела нанести визит этой девушке.

— Зачем? — удивленно спросил Перо.

Она бросила на него взгляд, на этот раз без улыбки.

— Потому что я сомневаюсь, что к ней допускают посетителей. Она сейчас одна. Но ее семье, возможно, будет трудно отказать мне.

Перо подумал над этим. Покачал головой.

— Если она ждет ребенка, и ее отослали прочь, чтобы это скрыть, семье будет не трудно отказать посетителям, синьора. Особенно иностранцам из Серессы.

Она вздохнула:

— Я боялась, что вы это скажете.

— Мне очень жаль.

Она покачала головой.

— Нет. Мне нужно, чтобы мне говорили правду.

— Я буду говорить правду, — заверил Перо. Он сдержался и не прибавил «всегда». Но потом, через несколько мгновений, прибавил: — Я вам солгал раньше, синьора. Я был здесь сегодня. Но так как вы хотели увидеть святилище, я…

Она тихо рассмеялась. Кто-то оглянулся на них. Она прикусила губу, опустила голову, как требуют приличия. И прошептала:

— Значит, это была добрая ложь, синьор Виллани.

— Вы мне ее разрешаете?

Она не ответила.

Они поднялись и вышли на улицу. Молча повернули в сторону гавани. Ему ужасно хотелось, чтобы она взяла его под руку, но она этого не сделала. Толпа осталась позади, люди шли в противоположную сторону от площади Правителя, по шумной Страден, солнце садилось. Людей посмотреть и себя показать — таков был вечерний променад в тот день, когда появилось так много тем для разговоров.

Они вдвоем спустились к каменному причалу и пошли вдоль него к «Благословенной Игнации», покачивающейся у пирса, безлюдной, со спущенными парусами, удерживаемой толстыми канатами.

Они постояли молча. Вокруг никого не было.

Перо снова прочистил горло и сказал:

— Посмотрите, как освещают закат вон те облака. Они находятся именно там, где необходимо, чтобы создать этот эффект.

Она долго смотрела туда, потом спросила:

— Вам когда-нибудь приходило в голову, что «закат» — неподходящее слово для той красоты, которая таится в нем?

И из-за этих ее слов, из-за всего этого — ее присутствия, нежного вечернего света, соленого бриза, моря, кораблей и чаек, и подаренного им мира — он больше не мог сдерживаться и молчать.

— Я люблю вас, — произнес Перо Виллани. — Простите меня. Я никогда не поставлю вас в неловкое положение и не стану вам досаждать. Клянусь вам могилами моих родителей.

Он увидел, как она мгновенно покраснела. Взглянула на него, потом быстро отвела взгляд на покрасневшие облака на западе и красиво темнеющее небо.

Сердце его сильно билось, во рту пересохло.

— Вы не можете меня любить, — сказала она.

— Я понимаю! — воскликнул Перо странным, скрипучим голосом. — Я только хотел вам об этом сказать, чтобы вы знали. Не надеясь…

— Нет. Вы не можете любить меня, синьор. Вы меня совсем не знаете.

Молотом стучит сердце.

— Мы можем знать человека много лет и совсем не любить его, или знать его несколько дней и на всю жизнь отдать ему себя. Я… именно так случилось со мной.

Она снова взглянула на него. Он увидел слезы.

Он попытался еще раз. Сказал:

— Синьора, прошу вас, это не станет для вас обузой. Я понимаю вашу ужасную потерю. Понимаю, как самонадеянны мои слова. Но, пожалуйста, поверьте в мое уважение к вам. Я только…

— Нет, — повторила она. — Нет… вы не можете понять.

Дунул ветерок с воды и отбросил назад пряди ее волос под шляпкой из черной материи, которую она надела утром.

«Это самые важные слова, которые мне суждено произнести в жизни», — подумал Перо Виллани.

— Я знаю, что за этим стоит своя история, — сказал он. — Я… синьора, вы явно из благородного семейства. Вы нам об этом сказали. И… простите меня, госпожа, такие женщины не выходят замуж за врачей из северных городов и не оказываются в Серессе. Или в Дубраве.