Сара Маас - Двор Тумана и Ярости

Я застонала, опрокидывая голову назад, чтобы дать ему лучший доступ. Его руки сжимали мою талию, затем переместились — одна накрыла мой зад, другая скользнула между нами.

Это… Этот миг, когда только я и он, и между нашими телами ничего нет…

Его язык щекотал мое твердое небо, когда он погрузил палец в мой центр, и я ахнула, выгибаясь.

— Фейра, — прошептал он мне в губы, словно молитву, с большим благоговением, чем Ианта когда-либо молилась Котлу в то темное утро солнцестояния.

Его язык вновь захватил мой рот, одновременно с пальцем, скользнувшим внутрь меня. Мои бедра извивались, требуя большего, страстно желая наполненности, и его рычание отдалось эхом в моей груди, когда он добавил еще один палец.

Я двинула бедрами. Молния пронеслась по моим венам, мое внимание сузилось до его пальцев, губ, его тела на мне. Его ладонь надавила на комок нервов между моих бедер, и я простонала его имя, рассыпаясь осколками.

Моя голова запрокинулась, я жадно глотала прохладный ночной воздух, а потом была опущена на кровать — мягко, аккуратно, с любовью.

Он простерся надо мной, наклоняясь к моей груди, и одно нажатие зубов вокруг моего соска — это все, что потребовалось, чтобы я вцепилась в его спину, обвила его ногами. Это — это мне было нужно.

Он помедлил, нависая надо мной, его руки дрожали.

— Пожалуйста, — я выдохнула.

Он просто прижимался губами к моей челюсти, шее, губам.

— Тамлин, — я умоляла. Он накрыл ладонью мою грудь, его большой палец кружил вокруг моего соска. Я вскрикнула, и он погрузился в меня одним мощным толчком.

На мгновение я была ничем, никем.

Затем мы слились, два сердца, бьющиеся как одно, и я пообещала себе, что так будет всегда. Он вышел на пару дюймов, мышцы его спины сокращались под моими руками, и затем ворвался обратно. Снова и снова.

Я ломалась и ломалась под ним, когда он двигался, когда шептал мое имя и говорил, что любит меня. И когда эта молния еще раз прошила мои вены, когда я простонала его имя, его собственное удовольствие накрыло его. Я сжимала его, пока прокатывались волны наслаждения, упиваясь его весом, ощущением его кожи, его силы.

На какое-то время в комнате было слышно только наше загнанное дыхание.

Я нахмурилась, когда он наконец отстранился — но не далеко. Он растянулся на боку, опершись головой о кулак и рисуя круги на моем животе, груди.

— Прости меня за утро, — пробормотал он.

— Все в порядке, — я выдохнула, — я понимаю.

Не ложь, но и не совсем правда.

Его пальцы спустились ниже, кружа вокруг пупка.

— Ты… Ты для меня все, — прохрипел он. — Мне нужно… Мне нужно знать, что с тобой все хорошо. Знать, что они не смогут добраться до тебя — больше не смогут причинить тебе вред.

— Я знаю, — эти пальцы опустились ниже.

Я тяжело сглотнула и повторила:

— Я знаю, — я отвела его волосы, упавшие на лоб. — Но что насчет тебя? Кто защитит тебя?

Он поджал губы. Все его силы вернулись, и ему никто не нужен, чтобы защитить его, укрыть. Я почти осязала, как в нем закипал гнев — не на меня, но при мысли о том, каким беспомощным он был всего лишь несколько месяцев назад: исполняющим прихоти Амаранты, его сила лишь слабый ручеек, по сравнению с водопадом, струящимся в нем сейчас. Он сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и наклонился, чтобы поцеловать мое сердце, прямо между грудей. Это был исчерпывающий ответ.

— Скоро, — пробормотал он, и эти пальцы вернулись к моей талии. Я почти застонала. — Скоро ты станешь моей женой, и все наладится. Мы оставим все это позади.

Я выгнулась, желая, чтобы его рука спустилась ниже, и он усмехнулся. Я почти не слышала свой голос, сконцентрировавшись на этих пальцах, подчинившихся моей безмолвной команде.

— Как тогда все будут ко мне обращаться? — он задел мой пупок, наклоняясь, посасывая вершинку моей груди.

— Ммм? — сказал он, и вибрация возле моего соска заставила меня сжаться.

— Все просто будут называть меня жена Тамлина? У меня будет каой-то… титул?

Он поднял голову, чтобы изучающе посмотреть на меня.

— Ты хочешь титул?

Прежде чем я успела ответить, он укусил мою грудь, затем стал зализывать небольшую ранку — зализывать, тогда как его пальцы наконец опустились между моих ног. Он начал рисовать ими ленивые, дразнящие круги.

— Нет, — я выдохнула. — Но я не хочу, чтобы люди… — Котел меня подери, его проклятые пальцы … — Я не знаю, выдержу ли, если они будут звать меня Высшая Леди.

Его пальцы снова скользнули в меня, и он одобрительно зарычал, почувствовав между моих бедер влагу — мою и его.

— Не будут, — прорычал он в мою кожу, снова нависая надо мной и спускаясь вниз, оставляя за собой след из поцелуев. — Нет такого понятия, как Высшая Леди.

Он схватил мои бедра, чтобы развести мои ноги шире, наклоняясь и…

— Что значит нет такого понятия, как Высшая Леди?

Жар, его касания — все прекратилось.

Он посмотрел на меня снизу вверх, и я почти достигла кульминации при виде его между моих ног. Но то, что он сказал, что подразумевает… Он поцеловал внутреннюю часть моего бедра.

— Жены Высших Лордов это просто жены. Консорты. Высших Леди никогда не было.

— Но мать Люсьена…

— Она Леди Осеннего Двора. Не Высшая Леди. Также как и ты будешь Леди Весеннего Двора. К тебе будут обращаться, так же как к ней. Так же уважать, как уважают ее. — Он опустил взгляд на то, что было в дюймах от его рта.

— Так Люсьена…

— Я не хочу слышать имя другого мужчины из твоих уст прямо сейчас, — прорычал он и прижался ко мне ртом.

С первым ударом его языка я прекратила спорить.

Тамлин все же должно быть почувствовал укол вины, потому как хоть он и уехал на следующий же день, Люсьен ждал меня с предложением посмотреть на прогресс в соседней деревне.

Я не была там много больше месяца — сейчас я не могла даже припомнить последний раз, когда выходила за пределы поместья. Несколько жителей были приглашены к нам на праздник Зимнего Солнцестояния, но из-за размеров толпы я едва ли смогла сделать больше, чем просто поприветствовать их.

Лошади уже были оседланы у передних ворот конюшни, и я подсчитала количество часовых у дальних ворот (четверо), с другой стороны дома (два на каждом углу), и в саду, через который я только что прошла (двое). И хотя никто не разговаривал, их глаза были прикованы ко мне.

Люсьен собрался запрыгнуть на свою серую в яблоках кобылу, но я преградила ему путь.

— Упал со своей чертовой лошади? — я зашипела, толкая его плечом.

Люсьен в самом деле отшатнулся, его кобыла тревожно заржала, и я моргнула, глядя на свою протянутую руку. Я не позволила себе рассуждать, что об этом могли подумать часовые. Прежде чем он смог что-либо сказать, я потребовала: