Генри Олди - Сильные. Книга 1. Пленник железной горы

Куда и делись «кэр-буу» с «дьэ-буо»! Адьярая словно подменили. Он усыхал быстрей быстрого. Сейчас его, не кривя душой — любой из трёх душ на выбор! — можно было назвать человеком. Хотя чего там, мы и так все усохли дальше некуда, даже Нюргун. Куо-Куо до сих пор цеплялась за моего брата, жалась к груди, хотя дракой теперь и не пахло.

Нюргун гладил ее по волосам.

Уот без церемоний схватил Эсеха за шкирку. Спотыкаясь, побежал к кузнецу. Брата он волочил за собой, как шкодливого кутенка. За шаг до крыльца Уот упал на колени. Ткнул Эсеха носом в землю: кланяйся! Удивительное дело! — Эсех подчинился. Чутьем звереныша мальчишка чуял: творится ужас, непонятный и непоправимый. Кланяясь, стукаясь лбом оземь, он злобно косился на старшего брата. «Зачем?! — сверкали глаза Эсеха Харбыра. — Зачем мы унижаемся?!»

Кузнец молчал.

— Простите, мастер Кытай! Простите нас!

— Закон! — привстав на цыпочки, горячо зашептала Куо-Куо прямо в ухо Нюргуну. Шепот ее, наверное, был слышен от Бездны Смерти до Восьмых небес. — Папочкин закон! Куо-Куо знает! Нельзя драться! Нельзя без разрешения!

— Не люблю, — согласился Нюргун.

— Нельзя свары затевать! Иначе папочка в перековку не возьмет! Одна драка — один из семьи! Вон отсюда, скажет папочка! Вон!!!

Тут меня молотом по башке и шарахнуло. «За вашей семьей долг — одно имя…»

— Братика не возьмет, сыночка, внука. Жалко, да? Умрет же, маленький, без перековки… Ай-абытай! Закон! Папочкин закон!

— Закон, — повторил Нюргун.

Как и я, он был сыном Закона-Владыки.

— Его благодарите, — выждав дюжину поклонов, кузнец мотнул косматой головой в сторону Нюргуна. — Ясно? За него прощаю. Если бы не он…

— Кланяйся! — рявкнул Уот. — Благодари!

И силой нагнул Эсеха перед моим братом.

Это он зря. Честное слово, зря.

— Повтори, — велел дядя Сарын.

— Время горит в звёздах, — с покорностью вола, бредущего на убой, начал я. — В конце концов, если звезды зажигают…

Я уже язык стесал до корня, повторяя ему слова кузнецовой жены. В доме, на крыльце, в конюшне, куда мы ходили смотреть вороного; у окна кухни, на скамейке, расчищенной от снега. Скамейка нравилась дяде Сарыну. Иначе она вряд ли удостоилась бы чести слушать сказку про время и звезды два раза подряд.

— Ученые улусники заменили звезду человеком. Они погрузили его в длительный сон, подключили к системе жизнеобеспечения и пустили время через него. А что это за штука — система жизнеобеспечения?

Дядя Сарын отмахнулся:

— Ерунда. Тебе неинтересно.

— Интересно! — возмутился я.

Ох, что-то я делаюсь похожим на Уота. Надо усыхать почаще.

— Допуск, — задумчиво бормотал Сарын-тойон. Судя по его лицу, мысли дядю Сарына посетили не слишком приятные. — У Кындаланы [57] Имя жены мастера Кытая. допуск категории «А7». На две позиции выше моего. Меня могли и не посвятить в подробности…

— Допуск? Это вроде пропуска на Первое небо?

— Вроде. Считай, у меня пропуск медный, а у Кындаланы — золотой. Мне — один конь, ей — четверть табуна. Значит, взяли человека? Пустили время через него? Такая идея рассматривалась на ученом совете. Привлечь объект с расстройствами аутического спектра, получить согласие родственников, погрузить в медикаментозную кому, оформить как эксперимент по нетрадиционному лечению… Эксперимент запретили, как антигуманный и противозаконный. Я голосовал за запрет, и твой папа, и Арсан Дуолай… Много кто. Кстати, Кындалана тоже. Интересно, она уже тогда знала, что голосование — фикция? Отвод глаз?! Сэркен, хитрая лиса, воздержался…

Я молчал. Когда ничего не понимаешь, лучше молчать.

— Она не говорила про зеркало? — очнулся Сарын-тойон.

— Тебе это неинтересно, — огрызнулся я. Если вы не знали, так я очень мстительный. — Что за штука зеркало?

— Вроде речки.

— В зеркале купаются? Из зеркала пьют?

— В зеркало смотрят. Я имею в виду спокойную летнюю речку. Ты, дружок, смотришься в воду и видишь свое отражение. Говорила или нет?

— Про речку? Нет.

— Про зеркало, балбес! Вот такое, кручёное…

В руках дядя Сарын держал тонко выделанный кусок жеребячьей шкуры. Раз, два, три, и он свернул из шкуры престранный колпак. Если взять мягкое яйцо с отрезанным кончиком, да перекрутить вихрем… Нет, не объясню. Могу только показать.

Помните нашу первую ночь с Нюргуном? Ну, в доме, в спальне? Он стоял, а я лежал и видел сон про железную гору. Железо было бледно-серебристым, а гора — скрученной по ходу солнца, как березовая стружка. Нюргун стоял у стены, напротив ложа, а во сне он, пленник оси миров, прятался во чреве горы. Между колпаком из шкуры и изуродованной горой было мало общего. Уж не знаю, зачем я вообще об этом рассказываю.

— Зеркало Козырева [58] Термин «зеркало Козырева» ввел академик В. Казначеев уже после смерти Н. Козырева. Эти зеркала представляют собой металлические конструкции цилиндрической, спиральной, яйцевидной формы, куда помещался человек. Подобным устройством было «яйцо Нострадамуса» (XVI век), внутри которого Мишель Нострадамус «знакомился с будущим». , — Сарын смотрел на меня едва ли не с мольбой. — Только не из шкуры, а из алюминия. Вокруг спящего человека, через которого пустили ток времени. Может быть, ты слышал от Кындаланы что-то насчет зеркала?

«Алюминиевое покрытие, — вспомнил я слова дяди Сарына, произнесенные в бреду. Он тогда лежал пластом, выдернув Нюргуна из беспробудного сна, и все шептал запекшимися губами: — Алюминиевое покрытие является превосходным отражателем не только света, но и времени…»

— Сказка, — я пожал плечами. — Это всего лишь сказка. Чего ты распереживался?

Если по правде, мне было обидно. Из всей повести о наших приключениях дядю Сарына главным образом заинтересовала сказка глупой кузнечихи. Да, он порадовался выздоровлению Нюргуна, но едва я дошел до беседы с кузнецовой женой, как для Сарын-тойона больше ничего не осталось. Он слушал вполуха, думал о своем и все порывался вернуть меня к назойливой, скучной, ни капельки не увлекательной сказке. Нюргун таскался за нами хвостом — вот и сейчас мой брат в пяти шагах от скамейки играл в снежки, сбивая сосульки с карниза крыши, а дядя Сарын пялился на него, словно хотел взглядом просверлить в Нюргуне дырку.

— Объект с расстройствами аутического спектра, — бурчал Сарын-тойон. — Согласие родственников. Медикаментозная кома. Рабочая камера хронодвигателя. Должно быть зеркало! Должно, гори оно синим пламенем…

Он завертел головой, озираясь по сторонам. Наверное, искал злополучное зеркало. Я представил, как мы все сидим в кручёном яйце, словно птенцы в скорлупе, и захихикал.

— Хватит, — собрав решимость в кулак, заявил я. — Слушай дальше и не перебивай. Я тебе самого главного не рассказал.