Роман Галкин - Кощей. Перезагрузка

– Мизгирь, хватит уже ерунду городить, – старательно изображаю на лице недовольство. – То Водяной всю ночь мне мозги в косичку заплетал, теперь ты пургу гонишь.

– Ась? – Паук выражает недоумение движениями лап. – Зело непонятно ты говоришь, Кощеюшка.

– Я говорю, не трогал я Ягу с Лешим. Сам их ищу. Теперь понятно?

– Как же так-то? Каждая первотварь знает, что, как ты восстал, так Яга с Лешим сгинули без следа. Вий опять же говорил мне: мол, Кощей Лешего извел, теперь в лесу зверья дикого бесхозного тьма осталась, есть не переесть. Ага, я сил лишился, пока добрался, а тут за столько дней ни единой зверушки в тенета не попалось. Кабы не ты…

– Погоди, – прерываю вновь начавшееся брюзжание, – ты можешь просто уяснить для себя, что я не желал зла ни Лешему, ни тем более Яге?

– Могу. – Приседание паука, вероятно, означает кивок. – Однако ж каждая тварь в лесу знает, что, как ты восстал, так Яга с Лешим и сгинули…

– Более того, – повышаю голос, не в силах скрыть раздражения, – я ищу Лешего, чтобы помочь ему уладить разногласия с Вием. И Ягу я тоже ищу, чтобы она помогла мне восстановить память. Уяснил? И забудь про первотварей, которые возводят на меня напраслину!

– Да понял я, понял, – примирительно отступает Мизгирь. – Токмо и братец твой Вий рек: мол, Кощей Лешего извел, лес теперича бесхозный, зверья в нем тьма…

– А-а-а, йо… кэ… лэ… мэ… нэ! – ору во весь голос, не в силах сдержать гнев, и выпускаю заряд из посоха в попавшийся на глаза огромный пень.

Пень оказывается трухлявым и взрывается огромным облаком рыжей пыли и щепок. Отпрянув и задержав дыхание, пережидаю, пока вся эта муть осядет. Мало ли какие болезнетворные бактерии таились в трухлявом пне? Я хоть и бессмертный, но вечно загибаться от какой-нибудь чахотки тоже мало радости.

Наконец щепки перестают сыпаться, а мелкую взвесь прогоняет дующий меж стволов ветерок. Оглядываюсь. Покрытый трухой обалдевший Мизгирь припал животом к земле. Вот он слегка приподнимается, встряхивается, словно собака, и мелко семеня лапами, разворачивается, подобно танковой башне, на сто восемьдесят градусов, направляя глаза на свою ловчую сеть. Та теперь хорошо видна, ибо густо покрыта рыжей пылью и облеплена щепками. Монстр пару секунд оценивает случившееся безобразие и снова разворачивается в мою сторону.

– Чего это было, Кощеюшка? Пошто испортил мои тенета?

Набираю полную грудь воздуха, задерживаю дыхание, считаю до десяти и только после этого отвечаю:

– Наоборот, я их замаскировал.

– Как же замаскировал-то, – Мизгирь разворачивается головой к паутине, – ежели их теперь видно?

– Вот именно. Вот ты эту елку видишь?

– Как же не видеть-то? Само собой, вижу.

– А ты ее боишься?

– Чего ж ее бояться? Она же елка.

– Вот и паутина твоя, став зримой, опасения никому внушать не будет.

– Оно и понятно.

– А теперь следи за логикой…

– За кем?

– За моей мыслью.

– Где она? – Мизгирь разворачивается на триста шестьдесят градусов, ища взглядом мысль, за которой нужно следить.

Опять задерживаю дыхание и считаю до десяти. Пытаюсь вспомнить, что хотел доказать пауку. Вспомнил. Говорю внушительным тоном, делая паузы после каждого слова:

– Если опасная вещь не вызывает опасения, значит, ее можно считать замаскированной. Понял?

– Оно и понятно, – соглашается монстр. – А про какую такую вещь ты говоришь?

Пока пытаюсь сообразить, что ответить, он делает очередной разворот в сторону паутины и, изумленно вскрикнув, подпрыгивает на месте.

– Кощеюшка, посмотри, что стало с моими тенетами! Их же теперь видно!

Задерживаю дыхание. Раз, два, три…

В подобном русле разговор продолжается не менее часа. Я начинаю ненавидеть Вия, который послал сюда этого мохнатого обжору.

Но одно важное открытие с помощью Мизгиря я все же сделал, когда после его очередного тупого замечания решил поинтересоваться – что будет, если я долбану по нему из посоха? Напрямую спрашивать все же не решился. Для начала поднес к его восьми глазам посох и спросил:

– Что это такое, Мизгирь?

– Деревяшка, – не задумываясь ответил паук и, переступив лапами, добавил: – Кленовая.

– И все? – Продолжаю держать перед его глазами посох.

– А что еще?

– А вот это, – выпускаю из посоха на этот раз несильный заряд в ствол ближайшего дерева, выжигая приличный кусок коры.

– Что вот это? – с недоумением спрашивает монстр.

Думая, что он вновь принялся тупить, начинаю злиться. Однако поясняю суть вопроса:

– Как простая деревяшка может выпускать молнии?

Паук топчется, сопит, чешется и, наконец, выдает:

– Не понимаю я тебя, Кощей. При чем тут деревяшка, если молнии мечешь ты сам? Просто пропускаешь их через нее. Но это фокусы для людишек.

– Как это мечу сам? – настает моя очередь удивляться.

– Вот так. – С бивня Мизгиря срывается разряд и прожигает приличное углубление в стволе на том месте, куда несколько секунд назад угодила моя молния.

– Не понял…

Перебрасываю деревяшку в левую руку, концентрирую заряд в правой кисти и стреляю им в многострадальный ствол. Все происходит гораздо быстрее и легче, чем если бы я пропускал энергию через шест. Продолжая экспериментировать, перехватываю шест и стреляю теперь из левой ладони. Интересно, а как у Мизгиря, изо рта, получится? Хотя это будет выглядеть неэстетично, поэтому пробовать не буду. Попробую другое. Концентрирую сгусток энергии в воздухе перед собой и выстреливаю им. Выстрел получается неточным, рикошетит от края выбранного в качестве мишени ствола и прожигает кору на соседнем. Да и формирование заряда потребовало гораздо больших усилий. Думаю, затруднение связано с ассоциативным восприятием владения оружием с помощью рук. Поэтому стрельба из рук легко получилась с первого раза. А из посоха и вовсе научился стрелять непроизвольно, так сказать, на волне эмоционального всплеска.

М-да, неужели посох действительно не магический артефакт, а обычная палка? Даже как-то не верится.

– Мизгирь, – как можно более уважительным тоном обращаюсь к монстру, который, игнорируя мои эксперименты, ползает по своей паутине, пытаясь очистить ее от трухи, – я понимаю, тебе бесполезно рассказывать, что я после некоторых событий частично потерял память, ибо ты сам с собственной головой находишься на очень длинной ноге, однако, может, просветишь меня, почему я таскаю эту палку, если она не обладает никакими особыми свойствами?

– Я не все понял, что ты молвил, Кощеюшка, – паук задумчиво свешивается на нити, – но эту палку ты таскаешь с собой с тех пор, как обрядился в морок злобного старца.

– Типа, для антуражу, что ли?

– Куда? – слегка спускается на нити Мизгирь.