Имие Ла - Хроники Смертельной Битвы-3: Уничтожение

- Да они тебя фактически в рабство продали! - вставил Шао Кан, который до сих пор безмолвно слушал Синдел, подперев голову рукой. - Было бы кого жалеть!

- Я, естественно, ничего не знала о супружеских отношениях. Да что там - я ведь действительно в то время еще в куклы и мячики играла. Мне сшили подвенечный наряд - тоже белое платье, только шелковое. С тех пор я ненавижу белый цвет. Мать читала мне длинные лекции о том, как мне следует вести себя в новой роли королевской супруги, да еще и не уставала добавлять, какая я теперь счастливая. Мне же было отнюдь не весело: мысль о предстоящей разлуке с родными повергала меня в панический ужас. Наверное, вы знаете, что по эденийским обычаям замужняя женщина не имеет права навещать родителей чаще раза в год. Можете себе представить, каково это осознавать маленькому ребенку, каким я была тогда! В итоге за долгие годы совместной жизни с Джерродом я ни единого дня не чувствовала себя счастливой, тем более что мой фанатик-муженек иной раз не разговаривал со мной по полгода, проводя все время в молебнах Аргусу и Джиалу.

- О чем вообще, интересно, думал этот ублюдок Джеррод, когда брал в жены ребенка? - процедил сквозь зубы Шэнг. - Мне понятно, о чем можно говорить с ровесницей, но на какие темы может зрелый мужчина общаться с девчонкой, которая еще в куклы играет?

- Шэнг, ты чем меня слушал? - усмехнулась королева. - Он со мной и не разговаривал по полгода.

- Я не столько о разговорах, сколько о взаимопонимании вообще... я и со своими-то детьми не всегда общий язык находил в силу разницы в возрасте и умственном развитии. Потом, когда дети вырастают, с ними уже можно беседовать на равных.

- Шэнг, ты не с той стороны к делу подходишь, - отозвался Эсмене. - Джеррод - мерзкий педофил, ты сам это сказал. Ежу понятно, что этот урод себе не жену в широком понимании этого слова искал, чтобы с ней все радости и горести жизни делить, а просто хотел осуществить свои скотские намерения в отношении ребенка, изыскав для этого законный повод.

- Я никогда до этого не общалась с мужчинами, за исключением отца и брата. Мне просто негде было узнать, как нужно разговаривать с мужем, какие можно найти точки соприкосновения в беседе с человеком противоположного пола - вы же знаете, что в доимперской Эдении мальчики и девочки не только не ходили вместе в школу, но даже не играли и не общались друг с другом в принципе. Мои родители тоже никогда не говорили друг с другом, как это делают мужья и жены в других странах - разве что по делу. Я парней видела только издалека и ни с кем из них ни разу не беседовала - даже не имела ни малейшего понятия о том, как надо поддерживать общение. Даже одна мысль о том, что я буду говорить со своим мужем, повергала меня в панику, да еще мать просветила меня на тему супружеского ложа... я едва не умерла от страха, когда представила себе, что кто-то будет иметь право ко мне прикасаться, да еще и без моего согласия. Потом в назначенный день меня отвели в храм Арании Возносительницы, то бишь мерзкой Хныкалки, и наговорили всяких пафосных речей. Стояла жуткая жарища, и я от духоты чуть в обморок не упала. Ни родители, ни брат не попрощались со мной, ни разу не поцеловали, не утешили, хоть я так горько плакала - они сдали меня с рук на руки совершенно чужому человеку, которого я видела второй раз в жизни.

- Синдел, - тихо прошептал Шэнг, - должен тебе кое в чем признаться. Можешь меня после этого возненавидеть, но твой брат погиб от моей руки.

- Тебя? Возненавидеть? Да туда ему и дорога, извергу, ублюдку грязному! В семь лет я нашла в нашем саду котенка - черненького с белым пятнышком на шее. У него было что-то с лапкой. Я притащила его в свою детскую, забинтовала ему лапку и стала с ним играть. Я наливала ему молоко в блюдечко и закапала ковер, который двумя месяцами раньше получил в подарок мой брат - чего вы хотите от семилетнего ребенка, все малыши неуклюжи! Эту сволочь привели в ярость капли на ковре, хотя я плакала и клялась, что все отстираю! Он схватил моего котенка и задушил! Потом я принесла домой щеночка - он был совсем малюсенький, только-только глазки открыл! Мой брат ненавидел животных - и ему нравилось изводить меня. Он выбросил моего щенка из чердачного окна. Я опрометью бросилась по лестнице вниз, по дороге споткнулась и разбила коленку, но даже не заплакала - так мне было страшно! Я нашла щенка под окном. Тот весь разбился, но был еще жив, еще дышал - он лежал в луже крови. Я положила его в передник, села в саду на лавочку, гладила его и плакала. Он стонал и скулил, совсем как человек, а через несколько минут умер у меня на руках. У нас и к людям-то врача никогда не звали, не то что к животным... Я похоронила его под кустом акации. Потом я пошла домой, и мать, увидев, какой грязный у меня передник и в каком состоянии платье, выпорола меня розгами.

- И она... и твой папаша не сказали ни слова твоему недоделанному братцу, хотя этот выродок убил у всех на глазах двух маленьких беззащитных зверенышей? - Эсмене был разъярен и в душе жалел, что эденийский урод сдох задолго до его появления на свет - вот бы такому гаду все кости переломать. Он всегда любил разных животных, а люди, способные над ними издеваться, вызывали у него омерзение.

- К тому же ты не ради баловства испачкалась, а... все равно, бить ребенка за испачканное платье - это уже форменное изуверство! - добавил Шэнг.

- Не думайте об эденийцах слишком хорошо, - нахмурил брови Император. - Они только на первый взгляд кажутся утонченными благородными созданиями, а на самом деле они очень жестокие, хоть и постоянно обвиняют в жестокости нас. Им ничего не стоит забить человека или животное насмерть совершенно ни за что. Особенно этим эденийская знать страдала - просто наглела от собственной безнаказанности. Им показалось, что простолюдин на них не так посмотрел или плохо полы помыл - наказание кнутом или палками тому обеспечено. О том, что человек, как правило, после этого оставался калекой или вообще умирал, они никогда не думали. Между прочим, Эйя мне говорила, что Китана в детстве ловила живых крысят и бросала их в камин. При мне она уже такого не делала - боялась, ведь на Куэтане за издевательство над животными полагается смертная казнь.

- Да, - печально кивнула Синдел. - Моим родителям всегда было безразлично, что мой брат издевается и надо мной, и над моими животными. Да они и сами были хороши - один раз в наказание вообще заперли меня на сутки в чулане, не давали еды и воды и не пускали в туалет. А братец мой один раз вообще напился на День Прославления Аргуса и устроил такое, что меня до сих пор в дрожь при одном воспоминании об этом бросает. Соседи подарили мне двух воробушков - самца и самочку. Они сидели в клетке на окне в гостиной и чирикали, а ко дню праздника воробьиха сидела на яйцах - со дня на день должны были вылупиться птенцы. Мой ублюдок-брат оторвал обоим воробьям крылышки и лапки и смотрел, как они умирают, а потом перебил все яйца. Из них выпали птенчики - голые, слепые. Они тоже умерли. Я плакала, но никто меня не пожалел!