Эрика Легранж - Фрай Уэнсли – экзорцист (СИ)

— Мистер Хопкинс, если ваша душа захвачена бесом, умоляю, не поддавайтесь. А ты, нечистый — изойди из тела страждущего, ибо на то воля Божья…

Его нога за что-то зацепилась — это кочерга, да-да, а ведь он ее бросил еще в той комнате. Быстро подняв с пола нужный предмет, пастор опять взмолился к Богу:

— …К тебе, Боже, милостивый обращаюсь, раб твой покорный, если телу суждено умереть в сей час, позаботься о душе, ибо верую в Тебя и преклоняюсь пред твоим величием, — на мгновенье новоиспеченный священник закрыл глаза, пытаясь опомниться.

Тварь приблизилась вплотную, облизала клыки змеиным языком, попыталась когтистыми руками вцепиться пастору в шею. И вот Фрай, схваченный за горло, безвольно повис в воздухе на уровне морды нечисти, а тот, вкушая каждую минуту страха, сценически растопырив пасть пошире и с адским хохотом вознамерился размозжить пастора, как желе. И тут Фрай вспомнил про кочергу, будто это ритуальный нож, другой мысли в его голове просто не было.

— Изойди, нечистый… — хрипел он, и тяжелый металлический предмет вонзился в нечисть сбоку. Бесовское отродье на миг потерялось, всматриваясь в железяку, торчащую в боку, потом отбросило Фрая так, что тот перелетел почти весь коридор, и попыталось эту самую кочергу из себя вытащить. Не получалось. Оно заревело, подобно раненому зверю, аж уши заложило, и ветер погнал пыль на пастора. Тот поднялся, опираясь об стену, все тело болело, шея ныла, левое запястье тоже. Фрай отступал назад, опираясь, убежать он не мог из боязни и от бессилия, язык ему не повиновался, в горле пересохло, жажда мучила, будто он в пустыне побывал. Да и тьма не позволяла ничего увидеть, кроме страшных огоньков в другом конце коридора. Нечисть снова схватилась за кочергу, как-то сильно она вошла в нее. Уэнсли подивился своей силе, подступающую слабость он разорвал словами, которые лились через ватный рот:

— Изойди дух нечистый, из раба божьего Хопкинса, ибо его тело тебе не принадлежит.

Вернись в пекло, ибо только там твое место. — Эти слова звучали шепотом, сипло, а потом сморенный пастор присел, а в другой стороне коридора, наступила тишина. Занавес опущен.

Солнце не могло озарить темный коридор через узенькое окошко первого этажа, в холле и предполагаемой гостиной так же стоял полумрак. Неподалеку послышался звон колоколов, что находились близ ратуши. Отбивали девять раз. Это были своеобразные часы, звонить начинали с шести утра и до девяти вечера каждый день в любую погоду.

Этим занимался особый человек, живущий поблизости и постоянно сверяющий время.

Площадь потихоньку наполнялась людьми, как актерами на сцене. Пока что они суетились, создавая атмосферу городской жизни: разговаривали, делились новостями.

Главной новостью было прибытие нового священника в пасторский домик, вот только его приезд видели пару запоздалых зевак, а больше никто. Да и где остановился на ночлег святой отец, неужели в приходском доме — невероятно!?

— Может и вовсе не приезжал, — говорила одна дородная, просто одетая женщина с румяными щеками, другой. Это были две кумушки, вышедшие на промысел. — Видит Бог, здесь такие вещи происходят.

— Да, только Харли его видел, карету и поклажу…

— Старый пьянчуга, как всегда, ползет домой в сумерках. А кто ж встречал святого отца?

— Да Бог его знает, я в такое время не выхожу…

В нескольких шагах от товарок — что так бесцеремонно, уперев руки в бока, громко разговаривали — шли и беседовали пожилые дамы:

— Ох, проклятое тут место, Анна. Мой благоверный присматривается снять дом в соседнем городке. Я же его упрашиваю свозить меня к морю, низинный туман плохо действует на мои легкие…

— Ох, миссис Баркли, коли б мой супруг мог тоже отсюда уехать…

Неподалеку от них разговаривали господа, жаловались на повышение цены на табак, проклятых спекулянтов, удушливые налоги и на владельца таверны, что так подло повысил цены на пиво и что благородный напиток больше смахивает на пойло для скота.

Тот джентльмен, что был одет посолидней, да и возрастом опережал собеседника, обреченно заметил:

— Поговаривают, к нам приехал новый священник?

— Почитай, каждый год приезжают, да никто не задерживается: кто съехал, кто разума лишился, а кто и грех на душу взял.

— Да Грег, что-то нехорошее живет в нашем краю, мы ведь и сами боимся по ночам выходить, да соль у порогов сыпем, а святые отцы, они ведь больно образованные, в приметы не верят…

— Да, мистер Стоксон, жутко ученые, вот и страдают…

Но, какая же площадь без торговцев едой, а те рады стараться, да свой съестной товар покупателям предлагать, да еще и зычно зазывать. А вот и кофейная лавочка подъехала, вернее, тележка оббитая деревом, уложенная разными тряпками, чтобы дольше тепло сохранять. Две товарки сразу достали то, с чем сюда явились: яблоки моченные, да пирожки с ливером; благородные дамы пошли выпить кофе, господа и дальше жалуясь на несносных торговцев, пошли покупать табак, а шустрый мальчишка-газетчик громко провозглашал самые свежие на свете новости:

— В городе появился новый священник, таинственно приехав ночью, покупайте «Утренний вестник Дарквудса»; ужасные новости — пропал Свилфордский всадник!

На этот возглас мальчишки откликнулся тот, кто обитал в приходском доме. Фрай открыл глаза, вокруг него еще стоял полумрак, свет лился только через пыльное окошко.

Молодой священник боялся пошевелиться, боялся взглянуть в глаза ужаса минувшей ночи.

Но ему, так или иначе, придется выйти на улицу, не сидеть же здесь в ожидании новых призраков? Но любопытство возобладало в молодом человеке — хоть бы глазком взглянуть на тело привратника Хопкинса. В том, что тот мертв, пастор уже не сомневался, а иначе сейчас бы предстал на суд Божий. Джентльмен осторожно поднялся и пошел по коридору, проснулись боль в теле и неимоверная жажда, сумрак мешал оглядеться дальше своего носа, страх боролся с любопытством, как сражаются два отважных рыцаря — один в белых латах, другой — чернее воронова крыла. Он подошел ближе, как ему показалось, на то место, где вчера у него произошла драка с нечистью. Вот валяются щепки от разбитой двери и его кочерга, значится, тварь сумела вытащить из себя оружие, вот только нет следов отступления, лежит грудка пепла на ковровой дорожке и все, кстати, откуда она взялась? Постепенно комната залилась дневным светом, все в ней напоминало о борьбе: вещи разбросаны, мебель опрокинута, книги плавают в луже. Фрай с ужасом осматривал свое жилище, его эмоциональное состояние не позволяло сейчас стать таким как прежде.

Кроме того, горло драла непередаваемая жажда, и какое же счастье увидеть целым графин с водой, который чудом уцелел. Он бросился к нему и прижался, будто не пил уже целую вечность, его внешний вид, чего таится, отпугивал приличных людей, да и манеры подрастерялись.