Михаил Боровых - Солнце и сталь (СИ)

Если бы не совершенно здоровая нога и не полоса цветов шириной в несколько футов, уходящая вдаль, Конрад мог решить, что ему все это просто привиделось.

Но почему Цветочный Король, божество жизни и света предстал ему, убийце и Сыну Солнца здесь, в земном Аду?

Конрад вскочил в седло.

- Я Конрад де Фер, Сын Солнца! - рявкнул он в Пустошь. - Нэток, я иду!

Это звучало пафосно и как будто бы неуместно, но эти слова вселили в Конрада боевой дух, основательно подорванный последними событиями.

Отыскать Старую Эребию. Отрезать Нэтока от источника силы, что может быть проще?

Он подумал о пяти тысячах человек, которые пошли в Пустошь с ним и погибли еще в начале пути.

Нэток ответит за каждого из них!

Пустошь ответит за каждого из них.

Я залью Пустошь кровью.

Так думал Конрад, когда скакал на Юг.

Через два дня он увидел на горизонте новый горный кряж, много больше тех, которые преодолела его армия в начале пути.

И Конрад понял, что его цель близка. Он скакал, рискуя загнать козлорогого, он давно уже бросил в пыль маску из лица.

Когда навстречу ему выехали всадники с закутанными лицами, Конрад, ощущая обычный прилив злого веселья, обнажил меч и Пустошь огласил боевой клич Сынов Солнца.

- Солнце и сталь!!!

Лжепророк.

В утробе твердыни Хастуршада, среди иссечённого ветрами пустыни черного базальта его храмов, дворцов и крепостных стен, переживших Крах Эребии и помнивших время, когда мир был еще юн, в маленькой комнатке без окон, сидя на полу в странно искривленной позе, молился старый человек.

Тарифу было почти семьдесят лет и пятьдесят из них он провел на службе у богоподобного Ауды, короля и верховного жреца страны Самуд, чье имя да прославится в веках. Ауда происходил от древних королей-жрецов, для него время значило мало, ему было уже больше ста лет, а выглядел он на тридцать. Ауда - нес благословение Богов для своего народа. Для избранных. Для сынов Самуд, которые одни сохранили в чистоте свою кровь и веру в тяжкие годы, что наступили после Краха Эребии.

Горы спасли предков самудийцев от гнева Океана и ярости Неименуемого. И все же они видели, к чему привела скверна, к которой привел некогда Эребию неправедный Краткий Путь. Убивать, яростно завывая и самому умирать от ран и истощившего тело безумия - разве это путь Псов Хаоса? Нет, это удел жалких людей, опьяненных дурманом, жаждой крови и страхом.

Да-да, страхом. Потому что страх делает безумными. Они не настоящие дети Хаоса. Если бы они внимали Хаосу, чувствовали его истинную силу, мощь и мудрость, разве ступили бы они на Краткий Путь?

Краткий Путь - для слабых, сведенных с ума видением мощи Древних.

Сильные стоят на пути истинной веры, на Длинном Пути.

Погибнуть, растворяясь в безумии значит лишить Хаос верного слуги, того, кто сможет вернуть Богов в этот мир, бросить ничтожную материальную вселенную к призрачным ногам Тех, Кто Был Прежде Времени. Они думают, что убивать, пытать, есть человеческую плоть - значит способствовать возвращению Хаоса! Но ведь и лишенные разума звери способны на это.

И шакалы подвержены бешенству, и лев пожирает убитых львят.

Для того ли Боги вдохнули в человека искру разума, что бы он утопил ее в дурманящем напитке и истошных воплях?

Как вопли откроют врата для Древних?

Кровь и смерть питают Богов, но они все равно остаются за гранью постижимого мира, запертые в ловушке, некогда подстроенной самим Мирозданием. Они умирают там, медленно, неописуемо медленно, но умирают. И яд, возникающий от их разложения, отравляет собой Вселенную, порождая такие вещи, как безумие Краткого Пути.

Если отворить врата, то Боги придут в своей истинной силе и славе.

Не будет больше боли, не будет безумия, не будет несовершенства.

Только вечный космический покой и постижение тайн сущего.

Так думал старый Тариф, молясь перед сном.

Последнее время он много молился. Его вера не была поколеблена явлением лжепророка, ибо он знал, что Древние не могут ошибаться. Лжепророк - лишь испытание слуг Долгого Пути в истинной вере. Потому они приняли его. Они сняли его с дерева, на котором он умирал и воскресал много дней подряд. Они промыли его раны. Они стали слушать его речи.

А потом лжепророк восстал на богоравного Ауду и убил его, вырвал его печень и съел, как это заведено у зверолюдей Пустоши.

Ауда, последний из рода, что тысячи лет нес знание Долгого Пути, что питал собой племя самудийцев, хранил тайны древности и зрел будущее - пал от руки лжепророка, которого вскормил на своей груди.

Лжепророк обаял собой вождей самудийского народа, жрецов и воинов, и они сложили свои мечи и жезлы к подножию трона, на котором уселся смеющийся убийца, чьи губы были алыми от крови Ауды.

Самудийцы служили ему верой и правдой.

Без самудийцев он никогда не добился бы того, чего добился, несмотря на всю свою первобытную колдовскую мощь. Они научили его управлять этой силой. Они были его союзниками, его верными солдатами, его слугами.

Ведь силы его - конечны, хоть и очень велики.

Без искривленных к острию клинков самудийцев, без пробивающих любую броню стрел самудийцев, без камнеметов и жидкого огня, который самудийцы дали его воинству, разве достиг бы лжепророк того, чего достиг?

Пусть он умел доводить тысячи воинов Пустоши до иступленной ярости и сделать так, что бы они не боялись смерти, но кто дал ему гром-песок, что бы обрушить гору и подступов к Львиному Сердцу, кто построил ему корабли, что бы преодолеть Отравленное Море, высадившись там, где его армию не ждали?

Да, лжепророк поверг в пыль множество огнепоклонников. Но разве тем он приблизил торжество Богов хотя бы на йоту?

Он строит своё царство здесь, в этом мире, мире плоти и материи, хотя ему и ведомы тайны иного мира, скрытого за смертью.

Он говорит, что он воплощение Желтого Всадника.

Тогда почему же он носит черное?

Потому что он - лжец, и все слова его ложь. И когда он лжет, он говорит искренно, потому что он рожден от лжи, и порождает новую ложь.

Самудийцев учили служить и сражаться.

Не знающая сомнений верность.

Чистота тела и помыслов.

Отвага и честь.

Тариф распрямился. Хотя он был стар, закаленное годами упражнений тело все еще хорошо повиновалось ему. Дух первичен. Сначала была мысль, а уже потом - бренный мир.

Старый самудиец сделал несколько движений, разгоняя кровь по тонким, сухим, но все еще жестким мышцам. Он надел свою обычную одежду - свободный халат, шаровары, сейчас - снежно белые, только с вечера постиранные руками рабов. И самая главная часть одеяния - тагельмуш, тридцатифутовый головной платок, скрывавший лицо и шею. Самудийцы не уродовали свои лица, в отличие от Кожелицых варваров, но скрывали их еще более тщательно. Ни один человек не видел лица Тарифа с тех пор, как ему исполнилось двадцать лет. Однажды в пустыне он снял платок, что бы напиться. Его лицо увидели двое кочевников-иаджудж, что пасли там свои стада. Тариф убил их, выколол трупам глаза и отрезал языки.