Игорь Конычев - Бремя Бездушных (СИ)

Приняв героическую смерть в бою против кровожадных порождений Бездны, павшие сидониты освятили место своей кончины кровью и праведными молитвами, выкрикиваемыми ими в бою. Их сила, даже спустя два тысячелетия, сдерживает нечестивые легионы и отравляющую все вокруг Скверну.

— Снова глазеешь на своего возлюбленного, сестрица? — юный девичий голос, прозвучавший совсем рядом, заставил Кисару вздрогнуть от неожиданности.

Обернувшись, девушка с укоризной взглянула на ту, что столь бесцеремонно потревожила чужой покой. Невысокая загорелая девочка, не старше дюжины зим, смотрела на Кисару веселыми красными глазами, накручивая на пальчик локон такого же цвета волос, собранных в два пышных хвостика, почти скрывающих ее заостренные на концах ушки.

Черты лица этого странного ребенка больше походили на эльфийские, нежели на человеческие — узкие брови, вздернутый острый носик, слегка раскосые глаза и, сейчас растянувшиеся в улыбке, тонкие губы, из-под которых виднелись два острых клыка.

Одета девочка была под стать своей необычной внешности — доходящее до колен платье зеленого цвета с ядовито желтой отделкой, кружевами по подолу и широким рукавам. Черные гольфы и красные туфельки, добавляли еще большей неординарности этому странному на вид ребенку.

— Вечно ты подкрадываешься ко мне, Миаджи, — вздохнула Кисара, отбросив с плеча гриву шикарных черных волос, вьющихся, как и у всех уроженок южного королевства Шахриат.

— Всего лишь невинная шалость, — еще шире улыбнувшись, сказала ярко одетая девочка и, подойдя ближе, ловко запрыгнула на резные перила, на которые облокачивалась ее собеседница. — Каждый раз, когда ты выходишь сюда, то становишься такой печальной и отрешенной, что я не могу не жалеть тебя и стараюсь хоть как-то встряхнуть.

— Подумать только, какая забота, — Кисара протянула изящную руку и, звякнув браслетами, потрепала девочку по головке.

— Естественно, мы же сестры! — Слегка обиженно протянула Миаджи, жмурясь от удовольствия, вызванного легким поглаживанием вкупе с теплыми лучами полуденного солнца. — А ты такая неуверенная в себе и стеснительная, что за тобой нужен постоянный присмотр!

Слегка приоткрыв один глаз, она украдкой взглянула на девушку, которую звала сестрой, хотя они абсолютно не были похожи друг на друга. Недавно встретившая свой двадцать шестой день рождения, Кисара являлась южанкой, с черными, ниспадающими до пояса вьющимися локонами, оливковой кожей, пухлыми губами и большими желтыми, миндалевидными глазами.

Как и большинство уроженок Шахриата, Кисара предпочитала темные, просторные одежды из легкой, почти невесомой ткани, выгодно подчеркивающие ее чувственное тело. Но, в отличие от своих же соотечественниц, не очень жаловала украшения: пара колец, округлые серьги, браслеты и две нитки ониксовых бус — ничтожно мало для уроженки юга, особенно если принимать во внимание, что украшения являлись зачарованными предметами и оберегами. Помимо красоты, драгоценности ощутимо усиливали магический потенциал своей обладательницы.

— Ты специально выбрала именно эту комнату, когда заселялась сюда? — Видя, что Кисара вновь погрустнела, спросила Миаджи. — Чтобы видеть его? — Девочка скосила глаза на статую храмовника, расположенную в центре площади, на которую выходил небольшой балкон, где и расположились девушки.

Даже с высоты третьего этажа Миаджи показалось, что выполненный из мрамора сидонит смотрит на нее сверху вниз, хотя его обритая голова находилась значительно ниже. Девочка незаметно сплюнула и поспешно отвела взгляд.

— Что в этом плохого? — вздохнула Кисара.

Наконец отвернувшись от статуи, она отошла от резных перил, и опустилась на белый, пушистый ковер, расстеленный на полу и окруженный обилием разнообразных цветов. Кисара с детства питала слабость к зелени, столь редкой на ее родине, поэтому, едва переехав во Фририард, она первым делом обставила свое жилище всевозможной растительностью.

— Ну не знаю… — протянула Миаджи, наморщив лоб и сделав вид, что глубоко задумывается. — Возможно то, что ты еще молода и, вместо того, чтобы найти себе кого-нибудь живого, ты вздыхаешь по тому, кто погиб задолго до твоего рождения? Еще и портрет его повесила, мало тебе этой статуи, — она еще раз, с опаской взглянула на мраморного храмовника, готового, казалось, в любое мгновение сойти со своего усыпанного свежими цветами каменного пьедестала, чтобы защитить нуждающихся.

От взгляда Миаджи не ускользнуло и то, что многочисленные прохожие, снующие по площади каждый по своим делам, смотрели на статую с благоговением, некоторые даже останавливались, чтобы низко поклониться герою, еще при жизни причисленному к святым.

Двое совсем еще маленьких ребятишек, под одобрительными взорами своих родителей, приблизились к статуе. Мальчуган с напускной важностью преклонил перед изваянием колено, опустив кучерявую голову, в знак почтения, а девочка аккуратно положила на постамент букетик полевых цветов, ослепительно улыбнувшись бесстрастному и благородному каменному лицу.

Во всем Фририарде чтили память сидонита, спасшего от вторжения демонов остров, тогда еще входящий в состав Империи. Точно так же, как чтили и помнили его боевых братьев, принесших себя в жертву ради жизни мирных людей.

В те мрачные дни, врата в Бездну распахнулись в западном квартале города и из них хлынули кровожадные создания Тьмы, жаждущие человеческой плоти и одержимые лишь одной мыслью — доставить своим жертвам как можно больше мук. С тех самых пор западная часть Фририарда была отрезана от остального города высокой стеной, усиленной оберегами и магическими куполами, призванными не допустить дальнейшего распространения Скверны.

Выбравшиеся в мир твари начали прорываться к королевскому дворцу, оставляя за собой лишь кровь, хаос и мертвые тела. Неизвестно, что стало бы со всем городом, если бы не Алард Дарий, который по счастливой случайности или же наоборот, по провидению Сидония, оказался во Фририарде.

Врата местной обители храмовников распахнулись и из них выступили рыцари в алой броне, хищно сверкающей в лучах заходящего солнца. Бесстрашно вступили они в битву с врагом, ведомые своим Верховным лордом, несущим благословение бога Воздаятеля. Именно на этой площади, где сейчас стояла статуя Аларда Дария, герой пронзил сердце принца-демона Ларгризнона. С тех самых пор изваяние, защищенное от воздействия времени и погоды мощными чарами, служило напоминанием жителям Фририард о великом подвиге, благодаря которому город до сих пор существовал. Путь, по которому двигались демоны, скрывали массивные каменные плиты, с выгравированными на них молитвами, навсегда похоронившие под собой выжженную демонами землю, уничтожив зародившуюся в ней Скверну.