Дем Михайлов - Свет во мраке

Никого.

На миг я испытал огромное облегчение. Настоящую радость.

А затем радость исчезла в мгновение ока.

Всадники. Много всадников. И что еще, не отстающее от них, но непохожее ни на что из виденного мною ранее. Я различал большие уродливые силуэты и трепещущие на ветру большие плащи черного и серого цветов. Честно говоря, плащи были столь большими, что могли бы послужить одеялом для пятерых человек сразу, если меня не обманывает взгляд. Расстояние между нами велико. Трудно быть уверенным в чем либо кроме одного — это посланная за мной погоня. Они пришли от Горы. И сейчас нас разделяет всего пара лиг или чуть больше. До моих ушей донесся едва слышимый звук, живо напомнивший мне о самых верных друзьях рода человеческого — о собаках. Для кого-то друг, а для кого-то враг лютый. Для них это верный пес, а для меня дикий волк.

Скрутившийся в животе тугой комок заставил меня начать действовать и действовать быстро. Прекратив разглядывать приближающегося врага, я бросился к лошадям, вскочил на ту, что отдохнула больше прочих, и помчался на северо-запад, по-прежнему придерживаюсь жалких остатков некогда широкого торгового тракта. Я не пытался петлять, не старался вести лошадей по каменистым местам. Я не настолько хорош в сокрытии следов. Не сумею обмануть бегущих за мной собак и уж тем паче опытных следопытов, коих мудрый правитель не преминет послать следом за наглым вором.

Нужно обязательно попытаться сбить преследователя со следа, но не в этой местности, где, сколько не гляди, а нигде не увидишь ручья или речушки. Возвышенность. Здесь сухо, если не считать редких застоявшихся луж. Мне же нужна речушка или хотя бы широкий ручей с каменистым дном. Может быть, сойдет и болото, правда, там я сам могу сгинуть бесследно и навсегда…

Спустя день я потерял одну лошадь, изрядно вымотался, но оставался невредим и на свободе. Мне трижды удалось обмануть преследователей и ненадолго оторваться от них. И трижды они неведомым мне способом снова садились мне на хвост. Настоящие игры со смертью.

К вечеру третьего дня измотанные лошади начали хрипеть и на каждом шагу спотыкаться. Оценив шансы на то, что у меня появится время для продолжительного отдыха, я понял, что решение может быть только одно. И вскоре двинулся дальше уже пешим, неся за плечами мешок с запасом еды и туго свернутую лошадиную попону, могущую послужить неплохим одеялом. Там же покачивался укутанный каменный тесак, «плачущий» все чаще и все громче. За моей спиной лежало два лошадиных трупа без единой раны или даже кровинки, но полностью лишенных жизненной силы. Я искренне сожалел об этом деянии, но выбора не оставалось. Даже если оставить верно послуживших лошадей в живых, мои преследователи их все равно разорвут в клочья. Так что я лишил их жизни и сделал это самым безболезненным образом. Быстро и без крови. Они просто уснули. А я поймал себя на мысли, что с каждым днем мои умения в управлении потоками жизненной энергии возрастают. С каждым разом я действую все тоньше.

Но неуместные сейчас размышления быстро вылетели у меня из разгоряченной бегом головы, когда я оказался на высоком обрыве, под которым с едва слышным плеском катила свои воды благословенная и столь долгожданная река, очень широкая, несколько мутная и явно крайне мелкая, если судить по завязшему посреди русла толстому сучковатому бревну.

Обрушивая вниз потоки земли и листвы, я почти что съехал вниз и оказавшись в воде. Вверх или вниз по течению? Конечно вниз. Река направлялась в нужном мне направлении, здесь русло делало довольно крутой изгиб, оббегая несколько холмов. Судя по всему, начиналась она где-то далеко отсюда на юге. Может и стоило попытаться обмануть преследователей и решительно изменить направление своего пути, но я не желал снова подниматься вверх. Хватит с меня подъемов. Бежать под горку куда легче — недавно я в этом убедился. Сейчас бодрости у меня в избытке, но кто знает, что со мной случится позже и, быть может, мне придется горько пожалеть о зря потраченных силах. Поэтому не станем разбрасываться силой. Двигаться я старался по середине широкого русла. Порой не замечал промоин и омутов, проваливался с головой. Вынырнув, торопливо отфыркивался, отплевывался, выбирался из ловушки и продолжал тяжелый бег, чтобы через десяток шагов снова провалиться. Зато я не оставлял следов. Ни на суше, ни на мелководье у берега. В середине течение самое сильное, быстро заглаживает следы в иле.

Насквозь промокший, я бежал и бежал. Перелезал или подныривал под деревья упавшие поперек безымянной реки. Огибал гигантские валуны. Смело прыгал с небольших водопадов и преодолевал пороги. Уворачивался от острых сучьев и бревен. Каким бы ни было препятствие — я не покидал реки. Не знаю как мои преследователи снова и снова нападают на след быстрого и одинокого беглеца, но их собаки там не просто так. Я не дам им такой роскоши как отчетливый след. Пусть помучаются. Даже если они и поняли, что я двинулся вниз по течению, пусть теперь не спешат, пусть до рези в глазах вглядываются в берега — вдруг именно здесь я выбрался из реки. Ведь если не заметят и пройдут мимо — ищи-свищи меня потом. Пусть все время пребывают в напряжении. Пусть дергаются и шарят глазами по мокрой прибрежной глине. А я продолжу двигаться по воде до тех пор, пока не сочту, что пришло время покинуть воду…

Остаток дня, всю ночь и часть следующего утра я оставался в воде. Ночью уже не шел, а плыл, уцепившись за средних размеров бревно, изредка подталкивая его, дабы не застревало в мелких местах. Лига за лигой оставались за моей спиной. Мимо проплывали рощи, пустоши и холмы. Не будь я столь живуч, давно бы заболел, а то и умер — к ночи вода стала ледяной. Кое-где образовалась тонкая ледяная корочка, со звоном ломающаяся от напора моего тела и порой оставляющая глубокие порезы на моей коже. К утру легче не стало. Все же не летняя пора, солнце ярче и теплее с каждым днем, но весна, это весна.

Я выдержал. Выдыхая густой пар, выдирая из волос лед, я продолжал оставаться в реке до тех пор, пока утренний свет не показал мне такую картину, от которой я разразился громким лающим смехом. Стоя по пояс в воде, упираясь руками в бока, я в голос смеялся, глядя, как медленно уплывает от меня верное бревно, тащившее меня на себе всю ночь. Вот бревно вздрогнуло, накренилось, а затем встало торчком и кануло вниз, летя с высоченного обрыва в пропасть.

Водопад.

Снова гигантский водопад.

Да что ж я такой везучий именно на эти природные красоты — водопады и пропасти.

Неужто на роду у меня написано все время сигать с обрыва?

Обходить я не собирался. Еще не знаю, насколько высок обрыв, насколько глубока пропасть, куда мне предстоит упасть, но всей душой я уповаю, что ждущая меня ямина если не бездонна, то очень и очень глубокая. Коли идущие за мной враги еще не потеряли мой след и не отстали, им придется либо последовать за мной, либо же искать обходной путь — на что потребуется немало времени.