Дем Михайлов - Свет во мраке

— Если переживу сегодняшний день — я запомню твои слова, Истогвий — я не скрывал удивления от столь пылкой искренней речи.

— Я искалечу тебя, чужак. Ты убил мою дочь. Мое дитя похоронено на вершине грязного холма посреди Мертвого озера. Ты обрубил самую большую и самую красивую ветвь моего дерева, что я пытался вырастить долгие десятилетия. Пустоцвета рождалось много… но Истолла была вся в меня!

— Вся в тебя? Оно и видно! — бросил я зло — Женщина должна быть женой и матерью, а не лютой убийцей! Ты воспеваешь старый уклад, где мужчины возделывали землю, а женщины растили детей, но свою дочь ты воспитал совсем иначе!

— Мир жесток!

— Из-за таких как ты! Ну же, Истогвий, поведай мне — что собрались вы сотворить под той темной горой? К чему готовились на протяжении столетий?

— Тебе этого не узнать никогда. Впрочем… может и узнаешь, ведь я уготовил тебе долгую жизнь наполненную страданиями. Что-то может и просочится в будущем в твой переполненный ужасной болью разум.

— Хватит — поморщился я, стряхивая с каменного лезвия песок — Я надеялся на разговор двух храбрых мужей, преодолевших долгий изнурительный путь и встретившихся лицом к лицу в его конце. Ты прожил так долго… и при этом остался мелким злобным юнцом с ядовитым языком и душой переполненной беспричинной ненавистью. Мое разочарование огромно.

— Мелким?! — Истогвия будто в лицо ударили — Мелким?! Ты назвал меня мелким?!

— Ого… — пораженно выдохнул я, отпрыгивая в сторону.

И вовремя — удар вражеского меча с гудением вспорол воздух там, где только что было мое правое плечо. Удар слишком сильный, слишком размашистый, слишком необдуманный для столь опытного воина. Его рукой вел не холодный расчет, а пылающая ярость. Так крестьянин замахивается дубиной, но никак не умудренный боец.

Но даже бешенство не помешало Истогвию легко уклониться от моего ответного выпада. А я именно колол, не пытаясь зацепить врага каменным лезвием. У меня в руках грозное оружие. Ненасытное оружие, адский клинок алчущий крови и жизненной силы. Дай ему пропороть кожу, дай впиться в живую плоть — и уж тогда тесак не подведет.

Удар ноги пришелся в живот и сбил меня с ног. Я даже не увидел движения противника, настолько быстро тот все проделал. Вот только удар уже был не тот — в свое время я сполна ощутил силу Истогвия, поэтому ожидал услышать хруст собственных ребер и ощутить затмевающую взор боль. Это был бы проигрыш. И конец всему.

Но я лишь полетел на песок. Упал, перекатился через плечо, вскочил, взмахнул тесаком и шагнувший ко мне враг поспешно отступил назад. Живот саднил, внутри поселилась тупая боль от ушиба. Но не больше этого. Я снова на ногах. Где твоя сила, Истогвий?

— Что с тобой? — с насмешкой поинтересовался я — Смерть дочери подкосила тебя так сильно? Ты усох и ослабел, дядюшка Истогвий. Стал совсем мелким… Так тебе не отрубить мне руки и ноги.

— А-а-а-а!

С невнятным воплем он вновь кинулся на меня. Грозный противник для такого как я. Он обучен, а я привык надеяться на толстую броню доспехов и свою невероятную живучесть. Но сейчас я слаб, а из доспехов лишь собственная кожа отмытая от грязи в морской воде. Слабая защита от наточенного острого железа.

Уже ясно, что на этот раз мне придется пожертвовать куда больше, чем четверть ведра собственной крови. Это слишком малая цена. Нужна жертва побольше…

— Не отрубить тебе мои ноги! Не отсечь мои руки! — хохотал я, выписывая на песке замысловатые узоры, что с каждым шагом приближали меня к морю. И вот я уже в нем по колено. А теперь по середину бедра. И это заставило меня почти остановиться — бегать уже не получится, я мог делать лишь мелкие шажки — Мелкий Истогвий не достанет до моих рук!

Эта фраза оказалась последним гвоздем в мой гроб. С диким ревом бросивший ко мне Истогвий ударил с жуткой силой, нанося удар снизу-вверх. Его меч, изначально скрытый в воде, взлетел вверх в ореоле прозрачных холодных брызг, что почти сразу окрасились в красный цвет. С тяжелым всплеском в воду упал хорошо знакомый мне предмет, белеющие пальцы судорожно хватали пустоту. Мне в грудь уперся лоб Истогвия.

Глядя на свою отрубленную чуть выше локтя руку захлестываемую волнами, скрипя зубами от дикой боли в серьезной ране прижигаемой сейчас соленой водой, я хрипло выдавил, наклонившись к уху врага:

— Я сожалею о твоей дочери. Не я выбрал ее судьбу. Она сама ступила на путь ведущий к смерти — своей или же моей. Ты знал это с самого начала. Но я сожалею. Молодые не должны умирать.

С легким и неприятным на слух костяным потрескиванием голова Истогвия приподнялась, на меня взглянуло его успокоившееся лицо, сереющие губы выдавили несколько слов:

— Я не мелкий…

— Нет — кивнул я — Ты велик. Ты достиг многого, враг мой. И ты все еще дышишь… с такой-то раной…

Из его приоткрытого рта вытекала пузырящаяся кровь, в его груди, чуть ниже сердца, глубоко засел каменный тесак. Он уже должен быть мертв, но продолжал дышать. А его губы скривились в улыбке.

— Закончим на этом… закончим все…

— Уже закончили — согласился я — Уходи с миром…

Истогвий едва заметно кивнул, успокоено закрыл глаза и уронил голову на грудь. Кончено…

Отступив, я вытащил оружие из груди врага. Мягко оттолкнул тяжелое тело, отдавая его на волю волн, что бережно подхватили труп и повлекли к берегу, по пути наматывая на него плети оторванных бурых водорослей и тем самым одевая в погребальный саван.

Убрав оружие за спину, я пережал культю, выбрался до берега и буквально рухнул на песок. Что-то меня мутит… и куда делась моя оторванная рука? Впрочем, долго искать не придется — вряд ли рокочущему морю понадобится кусок мертвой плоти. Оно выбросит мою руку на берег и небрежно похоронит под песком и водорослями. Или же отдаст на съедение кричащим чайкам, что уже кружат над моей головой.

А вон и моя рука… к ней как раз скачками подбирается крупная черно-белая чайка, уже разинувшая жадно клюв и поглядывающая на меня одним глазом с намеком: раз потерял, то потерял, оставь это мертвое мясо мне…

Висящий за плечом тесак что-то успокаивающе мне бормотал. Что ж — пусть я остался в одиночестве, но мне все еще есть с кем поговорить.

Долгая погоня окончена.

Я остался единственным выжившим.

Но мой путь далек от завершения. Сейчас я немного посижу, чуть-чуть отдохну. А затем подумаю над тем, куда именно с завтрашним рассветом отправиться такому калеке как я. Дикие Земли опасны, слабаки здесь долго не живут…

Отступление пятое.

Лорд Ферсис трепетал…

Упав с седла, прижавшись к куче вонючей грязи, перепачкав плащ и штаны, с трудом сдерживая позывы переполненного живота и кишок, старый лорд трясся как старая кляча приведенная на бойню. И выглядел также. Его обычно подтянутое и сохранившее несмотря на долгие годы жизни мужественность лицо сейчас выглядело лицом обрюзглого жалкого старика. Посиневшие губы затвердели, челюсть отвисла, от похолодевших щек отхлынула кровь. Сейчас величественному лорду хотелось лишь одного — исторгнуть из себя все съеденное за сегодняшний день, а затем броситься бежать к ближайшим густым кустам, дабы спрятаться там от всего окружающего мира. Так поступают загнанные волки. Так поступает любой, кто хочет сохранить свою жизнь.