Елена Тыртышникова - Поле под репу

Однако еда, несмотря на голод, в девушку упорно не лезла, шевелиться было опасно — ягодицы и бёдра напоминали о себе при любом неловком движении. И ко всему прочему страдалица чувствовала себя неуютно: ей чудилось, что все в зале пялятся исключительно на неё, хотя вниманием посетителей всецело владел менестрель. Он вещал что-то о ларцах и венцах, а «Благослови, отец!» слажено подхватывал весь зал. Кроме угрюмой Дуни, оставленной турронцами в одиночестве — они о чём-то беседовали с хозяином харчевни у подсобки.

Чего же им всё-таки надо?

Услышать от них правду… Что-то подсказывало девушке: это — можно, но только если удастся поймать на лжи… но насколько близнецы окажутся честны при сочинении новых баек, выдаваемых за объяснения?

Гул вокруг нарастал. Похоже, публике финал баллады пришёлся не по вкусу. Этак и до погрома недалеко, а там уж и до вызова стражи… Стражи? Стражи! Как же она не заметила? Как забыла?! Ведь ответ был перед самым носом! Или, скорее, вопрос. Как с Вирьяном.

Тогда, при аресте, когда Уголь пытался уверить патрульных, что Лаура одновременно может зваться Лес, он упомянул тех самых эльфов, которые живут среди деревьев. Множества деревьев, как переводилось имя «сестрицы». Но переводилось, всего лишь созвучное, только для Дуни, а не для других. И заклинание, насколько разобралась девушка, не помогало, что, собственно, было видно по стражу порядка. Выходит, Уголь знал, о чём говорит. Знал язык Дуни. Хотя… нет, она не ошибается: если и воин, и сам турронец под «углём» имел в виду «уголь», то Дуня, представляясь Лес, вовсе не думала о рощах и чащах. Она-то и заметила, на что похоже её имя благодаря обмолвке «эльфа». И ещё…

Ах да…

Казалось, новая музыкальная фраза, тихо начатая менестрелем, не могла пробиться сквозь возмущение, которым кипел обеденный зал, но шум отрубило как по волшебству. Не зря Пышка говорила, что песнопевцы в чём-то маги, не зря.

Посетители радостно завопили, и Дуня всё-таки изволила посмотреть на источник восторга — исполнителя. Да так и остолбенела. Мало того что наглец даже костюмчик тюремный не удосужился сменить, так ещё зарабатывал всё тем же, на чём погорел. За несколько дней у него заметно прибавилось растительности на лице, однако борода не сбила бы с толку не то что опытного стражника, а любого мало-мальски наблюдательного человека. Если уж девушка узнала «напарника», то и другим напрягаться не придётся. С другой стороны, остановила себя Дуня, она бы ни за что не забыла парня, который так её обнимал. Наверное.

Бывший узник поклонился «достопочтенной публике». Та даже этот жест встретила овациями… и, как ни странно, отпустила, словно понимая, что менестрель не только заслужил отдых, но и нуждается в нём. Рядом с певцом буквально из ничего материализовался поднос с едой и огромная кружка пенистого эля. По крайней мере, нечто похожее заказывали «эльфы». К еде и выпивке прилагалась румяная подавальщица. Улыбка на губах миловидной девушки и огонёк неподдельного интереса в глазах менестреля подсказывали, что эта парочка скоро исчезнет и, вероятно, на всю ночь. И вряд ли хозяин заведения станет возражать — певец явно выполнил свою часть договора, постояльцам на этот вечер хватит.

Менестрель взялся за кружку. Кто-то из посетителей высоко поднял руку со своей и прогорланил:

— Благослови, отец!

Зал подхватил здравицу, певец ответил… и тут увидел Дуню. Не заметить её было трудно: от крика, которого она никак не ожидала, девушка дёрнулась и пролила на себя суп. Варево за всё то время, что она его гипнотизировала, нисколько не остыло и обожгло колени, отчего Дуня вскочила, но, стукнувшись о стол, упала обратно на лавку. Бёдрам и ягодицам измывательство не понравилось — тело скрючило, а лицо перекосило. И как раз на прелестное создание, в кое превратилась девушка, наткнулся взгляд менестреля. Парень определённо был хорошим актёром, так как он не поперхнулся — спокойно проглотил всё, что успел отправить в рот, и вежливо поинтересовался:

— Вам не нравится… господин ученик чародея?

— Мне? — прокаркала Дуня. Пока она путешествовала с близнецами, она не только не ела, но почти и не пила, оттого голос её осип, в чём имелся лишь один плюс — не прорез а лись, всегда не к месту, звонкие женские нотки. — Что?

— Баллада, — недоумённо откликнулся певец. — Не я же.

Раздались смешки. Подавальщица рядом со звездой вечера прикрыла ладошкой рот, чтобы посетитель не видел, как он веселит прислугу.

— Баллада? — вот теперь на неё точно все пялились. Кажется, Дуня стала новым эстрадным номером — клоунской антрепризой. — Баллада как баллада.

— О! — менестрель отставил кружку и подался вперёд. Красотка в белоснежном переднике нахмурилась, но её достоинства по частям и присутствие вообще были проигнорированы. Ну да, что творцу плотские утехи — они его не минуют, — когда кому-то не по вкусу его творения. — Может, вы хотите что-то другое услышать, господин ученик чародея?

— Другое? — несчастная осторожно посмотрела на турронцев, но тех не интересовало происходящее в зале и в какое глупое положение угодила их подопечная. — Историю… — с трудом нашлась та. — Про мальчика, девушку…

Видимо, менестрелю Дунин затравленный взгляд в сторону близнецов показался скрытой угрозой — и то ли парень испугался обиженных за оскорблённую сестру «братцев», то ли воры были правы, и певец точно так же, как они, охотился за статуэткой и встрече с конкурентами не обрадовался бы, но так или иначе «напарник», отложив ужин, вновь развернулся к залу.

— Историю? Про мальчика и девушку? — хмыкнул менестрель. — Что ж, это можно.

Подавальщица вся пошла пятнами и исчезла на кухне. Дуне подумалось, что оставаться под одной крышей с разгневанной девицей ей не хочется. Одна надежда, что «эльфам» взбредёт в голову отправиться куда подальше на ночь глядя или их не удивит желание девушки поспать под кроватью.

— Говорят, в далёкой-предалёкой стране…

Дуня замерла. Она не сводила глаз с певца, пока тот не замолчал. Она искренне полагала, что сейчас ей поведают сказку о белом бычке — мол, почему не надо говорить братцам об истинном похитителе ангела. Это — моё. Или мне нужнее. Или же ей в лицах обрисуют, во что выльется откровенность… Но менестрель действительно поведал историю. Про мальчика и девушку.

— Говорят, в далёкой-предалёкой стране, в стародавние времена, у Великого леса…

— Где эльфы живут? — насмешливо перебил пьяный голос. — Хватит про поганых шкодников байки плести! При мальчишке бы постеснялся — без того видно, что матушка его с остроухим нагрешила.