Ольга Карелина - Смертники доброй воли

— Да за кого ты меня принимаешь? — оскорбился тот, с шумом пододвигая себе от стола ещё один стул. — Кем бы я был, придя над тобой после случившегося издеваться? Ты не перепутал меня с Кристианом? Кстати, могу заверить, после того, что я из его уст услышал о тебе, моё мнение о тебе кардинально поменялось. Я всегда так находил хороших людей: чем громче Крис ругается, тем человек ближе к совершенству.

— Не понял, — медленно проговорил Адамас.

— А ты за столько времени общения с ним так и не заметил, как упорно он отталкивает от себя всё хорошее? Папа говорит, возраст, типа, я в шестнадцать-семнадцать такой же буду, а то и хуже. Но папа добрый и старается видеть и помнить в людях только хорошее… — Эдмон откинулся на спинку стула, закладывая руки за голову. — А я вот злой и на память не жалуюсь. Крис с детства такой. Ну, или с того момента, как осознал, что истинным Страховым ему не быть. Начал отказываться от всего, что хотя бы косвенно с нами связано, а даже сэр Пикеров подтвердит, что большинство общечеловеческих понятий о добре утверждается твоим отцом и моим дядей — а также всеми его приближёнными — в качестве основополагающих. Плюс, по мелочам, уважение к старшим, чувство такта, да и вообще этикет…

— Эдмон, — восхищённо заговорил Бельфегор, не сразу распутавший его мудрёную фразу, — сколько, чёрт возьми, тебе лет?

— Скоро будет четырнадцать, — с достоинством отозвался Эдмон. — Вы наблюдаете перед собой ту версию Адамаса, которая была бы реальностью, если бы не тлетворное влияние моего старшего брата.

— Вот не надо всё на Кристиана сваливать, — огрызнулся Адамас. — Я стал другим ещё до сближения с ним. И я бы, наоборот, сказал, что это он из-за меня стал хуже, чем мог бы быть…

— Ну конечно, дорогой кузен! Подумаешь, он начал искать в себе хоть какие-то таланты только после твоей обработки. А до этого, конечно же, не тыкал меня циркулем, зажав в углу с шипением: «Рано или поздно я сдую тебя, воздушный шарик…» Не рвал мои книги, в которых ничего не понимал, и не грубил моим учителям, не наговаривал на меня. Да, мне было от четырёх до шести, но я это помню. И припомнил уже не раз. Умотал в На-Риву — туда ему и дорога…

— В На-Риву? — поймал его на слове Адамас, пока Бельфегор переваривал сказанное. — И что он собирается там делать?

— Понятия не имею. Но фамилию вроде как собрался сохранить. А там как карты лягут. Назад возвращаться не планирует — и слава ангелам! — Эдмон молитвенно сложил руки, опять зыркнул на Писание и подхватил с пола портфель. — О, совсем забыл! Я же тебе привёз развлечение… Точнее, вам, у меня, к сожалению, нет много времени, чтобы тут зависать, экзамены в лицее жёсткие, хоть тебе четырнадцать, хоть десять, хоть семнадцать… Возьмите, сэр Пикеров!

Бельфегор принял увесистый том с рельефными точками на обложке и подписью снизу: «Обучение шрифту Брайля».

— Не всё же вам ему вслух читать, — подмигнул хорону Эдмон. — Могу раздобыть и Писание в версии для слабовидящих, если надо будет. У меня много знакомых. Зря ты, Адамас, отказался от лицея.

— Я не хотел обижать Кристиана, — покачал головой Адамас, по мнению Бельфегора, выглядящий совершенно растерявшимся. — Мне всё равно не очень понятно, Эдмон… Всё наше взаимное общение до этого момента заключалось во взаимных оскорблениях, я был искренне уверен, что ты меня на дух не переносишь…

— Так и было, — спокойно признал Эдмон. — Правда, я надеялся, что ты вернёшься к себе. Подобно Кристиану, ты самозабвенно отвергал собственную сущность — не знаю зачем и не хочу знать. Но после того, что было в лагере… Я изменил своё мнение. Я бы поступил там так же. Это было правильно.

— А идти на поводу у врагов было правильно?!

— Хочешь, я приглашу к тебе Домино? — участливо предложил Эдмон, глядя, как Адамас в злости сжимает кулаки. — О, или Рафаэля по телефону. Они тебе объяснят всё по поводу ошибок и их исправления, ты только отца об этом не спрашивай, он не любит повторяться, сам знаешь…

— У тебя и с Домино связь есть?..

— Проще сказать, с кем у меня её нет. Ладно, господа, мне пора, доклад сам себя не подготовит, — Эдмон встал со стула и, сделав шаг к Адамасу, положил ему руку на плечо. — Адамас, что бы ни случилось, ты помни, пока есть люди, которым на тебя не наплевать, можно и нужно сражаться. А у тебя их завались.

Легко поклонившись Бельфегору, Эдмон исчез за дверью. Почти сразу там послышался удивлённый женский голос, узнав который Бельфегор напрягся.

— Ого, я тебя тут лет пять не видела! Какими судьбами, Эдмон?

— Примерно теми же, что и ты, сестра, — ответствовал серьёзным тоном хорон. — Если ты к Адамасу, имей в виду, у него гости.

— Какие ещё гости? — на этом моменте Бельфегор сам себе задал вопрос, случайно ли Леда не сообщила своей дочери о его присутствии, но не сумел на него ответить. — Ну, ничего страшного! Пока, Эдмон!

— До встречи, Миа, — явственно усмехнулся тот, и дверь в комнату открылась, пропуская девушку. Бельфегор немедленно поднялся, а она так и застыла столбом, завидев его.

— Вот это гости, — протянула она и тут же недобро сощурилась. — И что это ты тут делаешь, интересно мне знать?

— Миа, давай без сцен, — подал голос Адамас, и хорони с готовностью кивнула.

— Как скажешь, братик! Выйди, Бельфегор, мне нужно с ним поговорить наедине.

— Всё, что ты хочешь мне сказать, говори при нём, — сухо вставил Адамас, и Миа с раздражённым вздохом закатила глаза.

— Хорошо, Адамас. Больше нас с мамой так не пугай, ладно? Я-то знала, что ты рано или поздно очухаешься, хотя и не ожидала, что от его приезда, — она метнула в сторону Бельфегора недобрый взгляд, и он невольно залюбовался ей. — Но вот мама способна надумать себе что угодно, она и так из-за отца как на иголках… И ещё: постарайся не выбалтывать сэру Пикерову наших семейных тайн. Я уверена: он пришёл сюда точно не для того, чтобы тебя поддержать.

«Сэр Пикеров» прозвучал в её устах так уничижительно, что Бельфегор, по старой привычке — реакции на оскорбления, одновременно снисходительно и с вызовом улыбнулся ей. Сейчас Миа казалась ему ещё прекрасней, чем на базе, хотя и не была накрашена, и выглядела вымотанной донельзя — дядя Цезаря явно не давал ей в обучении поблажек. И тем больнее было слышать от неё такое отношение к себе.

— Миа, ты меня утомляешь, — раздражённо вздохнул Адамас. — Не знаю, что у тебя за претензии к Бельфегору, а главное, на каком-таком основании, но, о чём с ним говорить, я буду решать сам! Если ничего доброго сказать не осталось, попрошу на выход.

— Ты всегда самоотверженно защищал свои игрушки, какими бы странными они ни были, — хмыкнула Миа. — Неудивительно, что Князь тебя обожает. Не забудь к нему зайти, когда решишься покинуть комнату, он очень скучает по тебе, даже я заметила. А твою сиделку попрошу не попадаться мне на глаза. Ужин готов, не пропусти.