Роджер Желязны - Знак Единорога. Рука Оберона

— Да, и много раз с тех пор, как мы нашли карту. А если точнее, то несколько минут назад. И ничего.

— Конечно, это ни о чем не говорит. Если все произошло так, как вы предположили, и Мартин выжил, он мог блокировать любые попытки контакта. Он знает, как это делать.

— А как ты думаешь, случилось так, как я предположил? Ты больше ничего не знаешь об этом?

— У меня есть идея, — сказал Бенедикт. — Видишь ли, несколько лет назад он, раненый, появился в доме наших друзей — не здесь, в Тени. Это была колотая рана от удара клинка. Они сказали, что Мартин пришел к ним в очень плохом состоянии и в детали случившегося в разговоре с ними вдаваться не стал. Он остался на несколько дней — пока не смог снова встать на ноги — и ушел прежде, чем выздоровел окончательно. Это последнее, что они слышали о нем. И последнее, что слышал я.

— И ты не забеспокоился? — спросил Рэндом. — Не стал его искать?

— Конечно, забеспокоился. Мне и сейчас беспокойно. Но человек имеет право на свою собственную жизнь без вмешательства родственников, и неважно, насколько добры их намерения. Мартин пережил кризис и не пытался более связаться со мной. Очевидно, он знает, что ему нужно. У Текис он оставил для меня послание, в котором говорилось, чтобы я не беспокоился, когда узнаю о случившемся, и что он ясно осознает, в какую историю влип.

— Текис? — уточнил я.

— Да. Мои друзья в Тени.

Я воздержался от высказываний. Я вспомнил о Текис просто как еще об одной части Дариного рассказа, поскольку она так искусно переплела истину с ложью. Она упоминала при мне Текис, как будто знала их, как будто жила у них… и все с ведома Бенедикта. Тем не менее момент не показался подходящим, чтобы рассказывать ему о моих видениях минувшей ночи в Тир-на Ног’т и о том, каково было знамение по поводу его родства с девушкой. У меня не было достаточно времени, чтобы обдумать знамение и его подоплеку.

Рэндом встал, сделал несколько шагов, задержался у края скалы, спиной к нам, пальцы сцеплены за спиной. Спустя мгновение он развернулся и прошествовал обратно.

— Как нам связаться с Текис? — спросил он Бенедикта.

— Никак, — сказал Бенедикт, — кроме как поехать в гости.

Рэндом повернулся ко мне.

— Корвин, мне нужна лошадь. Ты говоришь, что Звезда побывал во многих адских скачках…

— У него было трудное утро.

— Не такое уж и трудное. В принципе, он напугался, но сейчас выглядит вполне о’кей. Можно мне позаимствовать его?

Прежде чем я успел ответить, Рэндом повернулся к Бенедикту.

— Ты возьмешь меня с собой, ведь так? — сказал он.

Бенедикт замялся.

— Не знаю, что еще можно узнать… — начал он.

— Все! Вообще все, что они могли бы помнить, — возможно, что-то ранее не казалось важным, а сейчас станет таковым, если знать то, что знаем мы.

Бенедикт посмотрел на меня. Я кивнул.

— Он может отправляться на Звезде, если ты захочешь проводить его.

— Ладно, — сказал Бенедикт, поднимаясь на ноги. — Я схожу за своей лошадью.

Он повернулся и направился туда, где был привязан огромный полосатый зверь.

— Спасибо, Корвин, — сказал Рэндом.

— А ты сделай ответное одолжение.

— Какое?

— Одолжи Козырь Мартина.

— Зачем?

— Проклюнулась одна идея. Она слишком путана, чтобы вникать, если ты хочешь уехать. Но вреда от нее не будет.

Рэндом пожевал губу.

— О’кей. Я хочу получить карту обратно, когда ты разберешься со своей идеей.

— Конечно.

— Это поможет найти Мартина?

— Может быть.

Рэндом передал карту мне.

— Ты сейчас отправишься обратно во дворец? — спросил он.

— Да.

— Тебе не будет трудно сказать Виалль, что случилось, и куда я уехал? Она будет волноваться из-за того, что я не вернулся.

— Обязательно. Я скажу.

— Я буду заботиться о Звезде.

— Я знаю. Удачи.

— Спасибо.

Я ехал на Огненном Драконе. Ганелон шел пешком. Он настоял. Мы проследовали маршрутом, каким я преследовал Дару в день той битвы. Наряду с недавними открытиями наш маршрут, вероятно, вернул мои мысли к ней. Я сдул пыль со своих чувств и тщательно их исследовал. Сообразил, что, несмотря на игры, в которые Дара играла со мной, и на убийства, в которые она была явно посвящена или вовлечена, и на объявленные ею замыслы против королевства, я по-прежнему испытывал к ней нечто большее, нежели просто любопытство. И я не был сильно удивлен, обнаружив это. Все выглядело так же, как и в последний раз, когда я проводил внезапную инспекцию в казармах эмоций. Тогда я задумался, сколько правды могло быть в моем финальном видении предыдущей ночью, где заявлялась линия ее возможного родства с Бенедиктом. Физическое сходство имелось, в этом я был убежден более чем наполовину. Правда, в призрачном городе тень Бенедикта утратила так много, подняв новую странную руку в защиту Дары…

— Что смешного? — спросил голос Ганелона с левой стороны, где он шагал возле головы лошади.

— Рука, — сказал я, — что пришла за мной из Тир-на Ног’т… Я беспокоился о каком-то тайном значении, о некой непредвиденной силе рока, скрытой в этой штуке, пришедшей в наш мир из города тайны и грез. Но она не протянула и дня. Не осталось ничего, когда Образ уничтожил Яго. Видения целой ночи пошли насмарку.

Ганелон прочистил глотку.

— Ну, это не совсем так, как ты думаешь, — сказал он.

— В каком смысле?

— Механической руки не было в седельной сумке Яго. Рэндом уложил ее к тебе. В сумке Яго оставалась еда, а когда мы ее съели, Рэндом сунул туда утварь, а руку — нет. Там просто не было места.

— Ого, — сказал я. — Значит…

Ганелон кивнул.

— …так что сейчас она с ним, — закончил он.

— И рука, и Бенедикт. Проклятье! Мне это не очень нравится. Эта рука пыталась меня убить. Раньше в Тир-на Ног’т никогда ни на кого не нападали.

— Но Бенедикт — с Бенедиктом порядок. Он на нашей стороне, даже если у вас есть мелкие разногласия. Верно?

Я не ответил.

Ганелон протянул руку и взял поводья Огненного Дракона, остановив лошадь. Затем он взглянул снизу вверх, изучая мое лицо.

— Корвин, что все-таки случилось там, наверху? Что ты узнал?

Я замешкался. А правда, что же я узнал в небесном городе? Никто не может быть уверен в механизме видений Тир-на Ног’т. Ведь может быть так — как мы временами полагаем, — что небесный город просто служит для воплощения чьих-либо невысказанных страхов и желаний, перемешанных с неосознанными догадками.

Делиться выводами и более или менее обоснованными догадками — это-то легко. Подозрения, порожденные чем-то неведомым, вероятно, запоминаются легче, чем те, что пущены в обращение. И все же рука была достаточно материальной…