Елена Белова - Ах ты... дракон!

Правда, Янка все равно не слушала.

— Штуша! — позвала она, старательно вглядываясь в коричнево-пятнистый ствол. — Где ты? Штуша!

Тишина.

— А где он? — тихонько спросила малоинформированная бабуся.

— В дупло влез…

— В ту дыру? Крупновато для дупла. Я бы сказала, что это почти берлога…

Забыв про снег, мы дружно задрали голову, взирая на дупло. Оно отзываться явно не собиралось. Ни мохнатика, ни звука, ни шороха.

— Штуша? — губки малявки задрожали. — Штуша…

Светлые глаза подозрительно заблестели. Кажется, она всерьез собралась зареветь.

Наши засуетились.

— Яночка, ну чего ты? — торопливо вступила Ирина Архиповна. — Штуша там подружку встретил… или папу с мамой…

— Вряд ли, — невовремя проявил сомнение Эркки. — Меуры не живут в таких дуплах. Может, он просто наткнулся на кого-то посильнее?

— Что? — маленький ротик жалобно приоткрылся. Как у потерявшегося птенца.

— В смысле, его кто-то…

— Эркки! — прошипела бабуся, обрывая предположения на полуслове.

— Не надо так волноваться, — поспешно дал задний ход «хозяин». — Может, он просто… того, заснул…

— Штуша!!! — заорала малявка так, что дерево дрогнуло и на нас рухнула новая порция снега. — Штушенька-а-а!

На бледном личике проступило такое горе… Честное слово, если бы не скрутивший холод, я бы не выдержал и тоже полез с утешениями. Да, я не нанимался утирать нос всякой мелочи. Я не нянька. Но временно это малявочное — мой напарник. И потом… У мелких надоед тоже бывает большая беда.

— Яна, ну что ты переживаешь раньше времени? Подождем, вернется твоя зверюга! — нда, утешитель из меня…

— Не плачь, детка…

— Хочешь сладкую плетеночку? Варью ниутта! Лонто льемо суули!

— Ричи-чи? — жизнерадостно чирикнули с ветки. — Рчччч!

И что-то долбануло меня по темечку. Уже предчувствуя, что утешать сейчас придется не Янку, я вскинул голову — пушистая зараза, ревниво глянув на «хозяина», фыркнула и прицельно метнула что-то уже в него.

— Хиляйнен!

Попала. На носу Эркки расцвело красное пятно — кажется, какая-то ягодка оказалась недосушенной — и он наклонился за снегом, вытираться. Правда, выражение у него мелькнуло… такое, нехорошее. Типа «Нну, тварь, ты меня попомнишь». На миг мне даже показалось, что ему надоест с нами возиться прямо сейчас, но нет. Выпрямился, на Янку смотрит, улыбается. Еще бы, та так сияет, что улыбнулся бы, наверное, даже голодный медведь.

— Штушенька!

— Твой Штуша, похоже, решил, что теперь его очередь тебя кормить. Это тоже сладкое.

— Ура! Я тебя люблю!

— Ричи-чир, — согласился зверек, вытаскивая из дупла новую «бомбочку» — ветку с крупными сушеными ягодами.

Может, показалось?

— Это что? — зачарованно прошептала Янка. — Звездочки? На снегу…

— Действительно, блестит что-то…

— Цветы, Старейшая.

— Цветы? На снегу?

— Особые цветы, снежники называются. Цветут круглый год, зимой тоже. Сорвать?

Вблизи цветок был еще лучше — серебристый, размером с некрупную розу, он немного напоминал нарцисс. Наружные лепестки были серебристо-голубыми, плотными, и отливали на солнце легким живым блеском, будто ртуть. А внутренний «венчик» сиял нежной белизной, как свежевыпавший снег, как пух самого белого на свете кролика. Я присел рядом прежде чем сообразил, что делаю. Протянул руку. Цветок качнуло ветром, и лепестки щекотно прошлись по ладони, будто прося погладить.

— Прелесть какая… — прошептала Янка. — Давай не будем его рвать? Он такой красивый.

— Что? А-а… Не будем.

Не такой уж этот мир паршивый, если в нем растут такие вот… снежники. Прямо потеплело где-то внутри.

— Эркки, а почему они растут только возле поселка? Ян, покатаешься? Садись на плечи.

А взгляд у него странноватый. Почему-то я пожалел, что спросил.

— Да нет… они много где растут… может, пойдем уже? Зимний день короткий… Хочешь, сорви себе в дорогу букет, раз так понравились. Хочешь?

— Спасибо, еще с букетиком не таскался!

Он отвел глаза. Словно бы… хм… словно разочарованно.

— А ты, Слава? Нравятся цветы?

— Нравятся, — устало улыбнулся тот. — Но прости, Эркки, если честно, кровать мне сейчас нравится куда больше. Может, пойдем уже?

Тот спохватился, заторопился, заулыбался снова, и мы двинули к месту, где водились кровати. Только вот кто бы мне объяснил, при чем тут цветочки? Странная, словом, выдалась беседа. Но когда поселок придвинулся вплотную, я про нее забыл.

Тут было на что посмотреть.

Помните строчки «И почтальон сойдет с ума, разыскивая нас»? Наверное, почтальоны здесь часто менялись по этой самой причине. Улиц не было от слова вообще, невысокие домики с шатровыми крышами раскиданы по склону холма как попало, прячась под деревья и выставляя напоказ белые и зеленые шатровые крыши. От крыш к небу тянулись светлые дымки, навевая мысли о теплых печках, жареном мясе и горячей воде.

Снежники тут росли густо, точно прижимаясь к жилью. Зачетная картинка.

Интересно. Издалека это заметно не было, но вблизи стало понятно, что крыши тут очень широкие, выступают над стенами на полметра минимум. Видно, народ любит летом посидеть на верандах.

И цветы любит — снежники росли на каждой лужайке, перед каждым окном. В прямом смысле под окном — узкие, как системник, высокие стрельчатые окошки все как один обязательно были украшены подвешенными ящичками, изображающими из себя клумбы. От этого каждое окно было как в рамочке, почти всегда бело-серебристой. Только раз попался дом без цветов вообще. Ящики на нем были пустые, высохшие, а массивная железная дверь заколочена. А рядом…

— Поселок Рейикен, — хмуро проговорил Эркки. — Вон там можно пообедать.

Местных денег у меня, естественно, не было — откуда? Но наши были. Заботливому Ирке я о них, конечно, не сказал, о чем напарники не знают — о том у них голова не болит. Но металлические рубли я всегда таскал с собой, по всем карманам. Ну нравится мне так! В детстве, помню, казалось, что это такое большое богатство, тридцать рублей… ладно, нечего голову забивать. Короче, рубли были. И жетоны на метро, старые. С ними я только в крайнем случае распрощаюсь — память. И небольшой золотой запас (колечки, цепочки, сережки) — прихватил, когда делал ноги из своей квартиры. Вот и посмотрим, что тут почем…

И без посторонних.

Так что в середине перекуса я пару раз потер живот, поморщился и, громким шепотом поинтересовавшись, где тут удобства, смылся за дверь.

Торговец одеждой устроился очень удобно — в том же доме, что и харчевня. Ага, харчевня. Как услышал, так и говорю. А как ее звать еще — ресторан? Обойдется. Тут и так готовили только пару блюд, а еще и караван прошел, и все это небогатое меню скормили им. На нашу долю досталась наскоро пожаренная яичница, какие-то лепешки, довольно вкусное копченое сало и «варенка». Так и не понял, что это. Для вина маловато градусов, а для компота… вкус не тот.