Елена Белова - Ах ты... дракон!

Сколько времени прошло? Надо встать. Надо хоть глаза открыть. Ну, давай. Быстрее.

Мокрые ресницы кое-как приоткрылись. Все серое…

Под одежду снова холодными лапами пробрался мороз. Ощущения стремительно возвращались в норму.

Славка обнаружил, что лежит, уткнувшись лицом в снег. Уж подтаявший, но не ставший от этого более приятным. Скорей, наоборот… хотя любители ледяных компрессов пришли бы в восторг…

Кашель, а также довольно невежливый вопрос в пространство, что за… вокруг творится, показали, что напарник к таким любителям не относится. Заодно стало ясно, что Макс.

А) никуда не делся,

Б) замерз и пребывает в чрезвычайно плохом настроении,

В) крайне не одобряет наркотические вещества — любые.

И на закуску: этот… (очень нехороший) снег должен… (удалиться на довольно большое расстояние, правда, своеобразным маршрутом), потому что окончательно… (очень сильно повлиял на душевное равновесие).

— Славк, какого хрена это было?

Славка улыбнулся.

Ну, зато живой.

Условный рефлекс «Макс-ругается-значит-все-не-так-уж-плохо» снова получил подкрепление. Напарник и впрямь был жив. И почти здоров на вид.

Правда… хм… вид у него… незапланированный.

— Макс? — осторожненько поинтересовался парень. — Ты как? Полегче?

Напарник вздохнул. К счастью, в сторону.

— Терпимо… Блин, голова как чужая… но при этом болит, зараза, как две своих. Встану на ноги — такое устрою здешним нарикам — не обрадуются. М-м…

— Макс…

— Слушай, Слав, — не поднимая головы, глуховато проговорил Воробей, — девчонка эта… ты ведь ее тоже видел? Она не глюк?

Славка закопался в мешке, выискивая сверток с лепешками. Когда голова болит, лучше есть что помягче.

— Да нет, это не галлюцинация была. Я так понимаю, она где-то далеко, но при определенных условиях мы можем… она назвала это «единение».

Напарник оживился:

— А тебе про это самое единение рассказывали? Ну, в Стае?

— Нет. Макс, послушай…

— Про еду даже не говори, — Макс поморщился. — Мне сейчас даже мысль про еду… лучше скажи, где этот?

«Этот» сидел на крылечке. И в данный момент вовсю таращился на нас. Как и немногочисленные местные жители, сбежавшиеся на шум.

— Где и раньше.

— Так че ты стоишь? Прячься!

Он поспешно поднял голову — гребень дернулся. И замер.

— Да как бы тебе сказать, напарник… — я легонько хлопнул Макса по массивной бронированной лапе. — Мне кажется, в настоящий момент вопрос пряток немного потерял актуальность.

— Дракоооооончик! — тут же сдал Макса наш временно недееспособный маг. — Покатаешь?

Этот идиотский мир когда-нибудь меня попросту доконает. Да что ж тут все так и норовят меня чем-то травануть?! Бандиты, которым потребовался карманный маг, Ритха, которой остро занадобились «средства побега» и она своей инициацией превратила нас во комбинацию тарана с личным транспортом… И теперь эти еще!

Сроду наркотики не пробовал и не собирался! И крепче снотворных даже не продавал ничего никому! Оно мне надо, так себе век укорачивать? Наркотики дело такое, что по-любому линию жизни укоротят. Сам потребляешь — сам и убиваешься, другим толкаешь — так рано или поздно найдутся те, кому твоя карма не понравится, и придут ее просветлять оптимально скорым способом…

А здешние, видать, этот закон еще не открыли…

Мать твою, что ж так хреново-то? В смысле — почему мне одному?

Терхо в кайфе, Славке хоть бы что, а я опять слабак выхожу?

Похоже, что так.

Холод не уходил, наоборот, он будто набирал льда, причем живого и злого, и точно жрал меня изнутри, цепляя то одну сферу, то обе сразу. Цапал когтями, рвал и путал «нитки узора», все ходило ходуном, и Славку я еле слышал…

…Когда появилась девчонка, все стало… по-другому. Я не знаю, какой ее видел Славка. Мы как-то… не знаю… мы будто стали кем-то одним, большим и целым… почти… и это было до чертиков странно и почему-то знакомо, словно такое уже было. И еще было странное ощущение, что чего-то не хватает…. Словно в цветном наборе не хватает карандашей, или в узоре каких-то линий, завитков. Не знаю, как объяснить. Но не об этом сейчас.

Она была…

Мне опять не хватает слов.

Она была. До сих пор я считал, что самые красивые цветы на свете — снежники. Она была снежником. И белой лилией на зелени мха. Узорами инея на темном зеркальном стекле… И кувшинкой на широком темном листе. Славка видел ее как-то иначе, он говорил спокойно, даже злился на что-то… а я даже не могу вспомнить, что за бред я нес. Она была такая…

А эта железка на ее шее — у меня в глазах потемнело, как увидел. Даже холод пропал — такая ярость прокатилась внутри. Я зверски хотел сейчас же, вот прямо теперь же добраться до этих сволочей с цепями-кандалами и засунуть их гадские железки им… ну куда получится! Ага, и туда тоже! Перед глазами полыхали белые вспышки. Не помню, когда я в последний раз так бесился.

Действительно, сферы вразнос пошли…

Поаккуратней, Воробей, стопора, чтоб тебя-психа лечить, тут нет.

А она даже отказывалась говорить нам, где ее держат. Мы со Славкой кое-как выжали из этого «единения» картинку местности, но и все. Ни названия, ни примерных координат. Ищи как хочешь. Мне бы еще немного времени, ну хоть чуть-чуть — я бы попробовал хоть по сторонам света определиться… да хоть континент бы узнать! Но она уже испуганно — да, испуганно, страх я ни с чем не перепутаю! — выталкивала нас прочь…

И все кончилось.

И сжигающий меня холод, и наше странное объединение, и пляска сфер. Осталась только дикая усталость. И зима, раскрашенная в серое и белое. Безрадостное и бесконечное. Ведь ее на самом деле нет. Это всего лишь глюк… Зеленых драконов, драконов жизни не осталось, их всех истребили в проклятые Времена Безумия, и нет моей кувшинки на прохладном листе…

Ненавижу наркотики.

Я врал. Я пробовал. Один раз. Там было лето и пляж. И мама. То единственное лето, когда мы смогли выбраться на море. Мы целую неделю строили замки из песка, следили за чайками и южными бабочками. И это было такое счастье… только вот просыпаться и понимать, что на самом деле ее нет, оказалось так жутко! А этот «продавец счастья» еще и стоял рядом и ждал благодарностей. Я тогда нарвался на скандал и драку — неблагодарным оказался, словом. Побили меня, конечно. Но почему-то именно после драки стало легче…

Будь оно все проклято.

Руки — когда я успел приподняться — тут же подломились, и я опять рухнул в сугроб. По горящему лицу опять ударил подтаявший снег, тело стянуло прежнем ознобе, и несколько секунд я мог только материться, не получая от этого никакой радости. И мечтать, как малость приду в себя и пойду бить морды здешним хозяевам. Глядишь, опять легче станет. Славка заворочался как раз вовремя.